Ксерокопия Египта

– Вы что, с ума сошли, господин Психовский? – пискнула женщина. Грециону понравилась, как звучит эта фраза. Он ухмыльнулся. – Что, отпуск прямо в середине учебного года? У вас тут сессия на носу, кто будет принимать экзамен…

– Ну, слушайте, в декрет-то уходить под сессию можно? Найдете другого преподавателя, ну, какая разница-то.

Глаза женщины замерцали огоньками, которые разжигали бесята все сильнее и сильнее работая мехами.

– Слушайте, разница – большая…

– Ну, считайте, что я беру декрет в научных целях, и у меня скоро родится новое исследование и учебная программа. Ну не знаю, или что-то такое, – Грецион махнул рукой и направился к выходу.

Женщина только было открыла рот, но Психовский был готов к такому финту ушами.

– И не надо ничего говорить про зарплату и увольнение. Вычитайте, ради бога, мне хватает – у нас и так постоянно вычитают, в бухгалтерии видимо все калькуляторы поломались. А увольнение… Ну, не думаю, что мне это светит – студентов-то не отчисляют за пропуск пары лекций, м? Ну а чем мы хуже?

– И вообще, снимите кепку, вы в здании! – это был последний запал женщины, после чего порох окончательно иссяк, а фигура обмякла.

Психовский скинул желтую кепку, махнул ей, как шляпой, поклонился, а потом снова напялил на голову и вышел вон, рассекая университетские коридоры. Подолы его толстовки мерцали и трепались, как плащ иудейского прокуратора.

В деканате еще несколько минут висела безысходная тишина. Потом листок отправился в путешествие по столам, и через несколько минут оказался уже под носом декана. Ну, под носом теоретического декана, потому что тот на своем месте отсутствовал.

При других обстоятельства и в других оттисках, он мог бы резко взять отгул или, допустим, его место таинственным образом мог занять нос. А все прекрасно знаю, что носы писать не умеют – нет, может быть и умеют, но делать это им нечем.

Но в реальности все сложилось хорошо – опять же, смотря для кого и смотря как посмотреть, – и через пару часиков и тройку стаканчиков кофе отпускная Психовского уже лежала в другой, подписанной стопке бумаг и радовалась автографу декана, который кальмаровыми щупальцами все еще медленно крался по бумаге, постепенно высыхая.

Иногда сборы в дорогу могут стать намного насыщенней самой дороги, и в итоге из всего путешествия запомнятся только двухчасовые поиски расчески, которая невероятным образом оказалась под подушкой. Видимо, вещам свойственно убегать – особенно в предчувствии беды. А любая тряска в багажном отделении самолета это даже не беда, а настоящая катастрофа.

Впрочем, в этом плане Психовскому повезло. Во-первых, профессор слишком спокойно относился к спонтанным поездкам и поездкам в целом, так что делал все неспеша и довольно лениво, из-за чего вещам было незачем беспокоится, и они не разбегались по углам квартиры. Во-вторых, Грецион никуда не торопился – самолет быстрее вылететь все равно заставить невозможно. Ну, а в-третьих, в дорогу он брал только свой походный рюкзак – его всегда было достаточно.

Рюкзаки вообще обладают чудесным свойством помещать в себе целые вселенные – возможно, в темных офисах корпораций уже давно пытают старика Деда Мороза, и однажды он все же прокололся, раскрыв всем тайну своего мешка. После чего важные дядьки, потирая руки и гладя своих лысых котов, поспешили пустить товар на конвейер – но никому об этом не сообщить. Пусть думают, что им так кажется…

В общем, через несколько часов (на самом деле несколько часов, минут и пару-тройку секунд, но будем милосердны и округлим это число), Грецион Психовский мчался на такси в аэропорт, воткнув в уши беспроводные наушники и наслаждаясь льющейся медом внутрь головы музыкой.

Мимо проносился мир, который играл совсем другими красками. Ноты вплетались в визуальную картинку, стягивались в тугую спираль вместе с мерцающими домами и бьющим в окно, заливающим сиденье солнцем, а потом взрывались каким-то непонятным фейерверком прекрасного. Город плыл и мерцал, словно был и не городом вовсе, а каким-то фантастическим лесом, где растут меняющие цвет деревья, летают птицы-говоруны с хвостами из икрящихся бенгальских огней, а ведьмы живут в пряничных домиках, и каждый пряничек – это маленький диско-шар.

Мимо тоненькими хвостами комет проносились другие машины, и жизнь обретала фантастический оттенок – оттенок движения, поездки, уже колющего шилом одно место приключения…

Все неслось, неслось, неслось, подпрыгивало в такт звуков, как оно всегда бывает во время прослушивания музыки, выворачивалось наизнанку и снова неслось, неслось, неслось…

А потом резко остановилось, да так, что наушник вылетел из правого уха Грециона, впустив в образовавшуюся брешь назойливо зудящий реальный мир.

– Приехали! – огласил таксист.

– Ого, так быстро? Там карточкой, если что… – Психовский подобрал наушник.

– Ага, ага.