Ксерокопия Египта

Глаза Рахата наконец-то привыкли к чересчур яркому свету, и фигуры жрецов очертились полностью, во всех красках. Психике турагента повезло, что толстый и тонкий хорошо сохранились и вовремя сняли бинты — иначе не выдержало бы либо сердце Рахата, либо рассудок. Обе перспективы как-то не очень привлекали.

Турагент сразу сообразил, что к чему, и чуть поуспокоился.

— Вы ведь вытащи меня оттуда??? — промямлил тот. Зрачки его расширились еще больше. — Как хорошо, что в этой гробнице есть еще люди! А где… как бишь его там… Грецион Психовский?! Вы его не видели?? Мне нужно довести тур до конца…

Хотеп и Хой переглянулись. Тонкий жрец согнулся, сложившись напополам, и протянул турагенту руку. Тот встал.

— Вы нас понимаете? — решил уточнить Хой.

— А почему я не должен вас понимать?

— Видимо, он правда надышался, и теперь для него тоже нет преград в языках. Чудеса прямо какие-то. Знали бы мы о чудесном свойстве грибков чуть раньше… — шепнул тонкий.

— Мы просто переспросили! — поддержал диалог Хой и кивнул второму жрецу.

— Так вы не видели Грециона?

— Видели, и с удовольствием отведем вас туда, где он… остановился, — Хотеп положил сухую руку на плечо турагенту. — Но вот только… та тварь, о которой вы говорили, Амат, так просто не успокоится.

Рахат панически попятился, двигая конечностями со скоростью, которой позавидуют крабы и осьминоги вместе взятые, хоть у них рук с ногами в разы больше.

— Она еще здесь?!

— Не здесь, а там, под землей, — успокоил турагента тонкий. — Но, боюсь, она просто так не остановится. И в любой момент может нагнать вас.

— Но что я ей сделал?!

— Амат охотится за теми, — перенял палочку заговаривания зубов Хой. — Кто не чист сердцем и много врал. И она не ошибается…

— Но я ничего такого…

— Но вы можете исправить ситуацию, — похлопал Хотеп Рахата по плечу — турагент почувствовал легкое покалывание выпирающих косточек. — Как там говорят? Одно доброе дело может обелить черное сердце? Тогда Амат отстанет от вас.

— Но что мне такое нужно сделать, чтобы обелить свое сердце? — Рахат был не в состоянии задать себе логический вопрос: «А что я вообще такого плохого в жизни сделал?». Сейчас турагенту просто хотелось поскорее удостовериться, что он больше не увидит этой жуткой пасти.

— Ну, — ухмыльнулся тонкий, и рот его сухим суком растянулся по плоскому и костлявому лицу, — например, вы можете помешать кое-кому убить бога. Вашего бога.

В голове турагента внезапно возникла картинка древнего иероглифа.

— Так там все-таки было написано убить…

Хой недовольно нахмурил брови, которые, благо, и не собирались осыпаться. Если он читал иероглифы, значит, мог все знать. Но пока на это похоже не было — все складывалось абсолютно так, как нужно было, без малейших неудобств.

— Иероглифы не врут. Слова не врут, — попытался вкрутиться толстый. Вышло как-то не в кассу.

— Выбор за вами, — развел руками тонкий. — Но у вас есть все шансы спастись от гибели самому и спасти своего.

Эфа уронила сосуд прямиком на песок, но ничего не успела разлить — жидкость была слишком уж густой.

— Ой, прости, — обратилась она к Архимедону, подбирая сосуд и неся его к алтарю.

— Я привык к этим ощущением, — удар предмета о песок тенью отразился в голове жреца. — Это последний?

— Да. У меня все готово, — пожала плечами девушка, рассматривая пузатые горшочки. — У тебя, вроде как, тоже.

Архимедон покрутил в руках палку-посох и кивнул.

Икор, все это время молчаливо сидящий около тела Грециона Психовского, которое в отключке валялось на полу, привстал.

— Мы начинаем?

— Нет, Икор. Посмотри еще за профессором, — махнул рукой Архимедон.

— И что же мы, снова ждем?

— Снова ждем, Эфа. Снова ждем. Нельзя начать похороны, пока покойник жив и не покойник еще вовсе.

Глава 6 Божественная трагедия

Погода была прекрасная, самочувствие бабушки Сирануш было ужасное.

Она мучилось от жуткой боли в коленях, притом не такой, которая обычно бывает после ушибов — нет, это еще ничего. Коленные чашечки словно бы сверлили изнутри, а навстречу этому сверлу сверху пробивал свою дорогу отбойный молоток. Будто тысячи гномиков, живущие в теле человека, решили устроить перестройку и теперь колотили, стругали и мастерили, и все в реалиях коленей бабушки Сирануш.

Она ушла от шумных посетителей, голоса которых гравием сыпались в и без того разболевшуюся вдруг голову, и задернула прозрачно-фиолетовые шторки, плюхнувшись в кресло перед хрустальным шаром.

Сирануш посмотрело на него — и покрутила, но не рассчитала сил. Тот свалился со стола и покатился куда-то в угол, благо, не разбившись. Внутри пошел снег, вновь принявшись засыпать миниатюрный городок. Но хозяйка «Душистого персика» даже усом не повела, хоть усов у нее-то не было.