Ксерокопия Египта

Толстый жрец, тем временем, неуверенно шепнул:

— А они точно мертвы? Мне просто даже самому интересно…

— Хой, просто помолчи. Вроде как спят — как мы с тобой — но выглядят довольно мертвыми.

Рахат заметался в поисках выхода, хотя арка была прямо перед ним — но глаза подводили, ретранслируя в сознания те картинки, которых не было, или просто-напросто искажая то, что было.

Хой обхватил его плечи и направил в нужную сторону. Турагент, словно бы на автомате, вышел вон.

— И что мы будем делать дальше? — пробубнил толстый.

— Я думал, это очевидно…

— Нет, что мы будем делать конкретно. Сейчас там стоит Икор, и ему рукой достаточно махнуть, чтобы у нас кости переломались.

— Надо подумать, — Хотеп пожал плечами.

Тонкий был мастером всяких планов и интрижек, но видел их только схематично, как линию из точки А в точку Б, и только иногда на этой линии возникали какие-то более конкретные действия, некие промежуточные пункты-точки. Толстый же, наоборот, абсолютно не видел общих очертаний, зато прекрасно представлял все детали и ходы — только вот в его голове они были спутаны в случайном порядке.

Поэтому Хотеп и Хой составляли идеальны тандем — один выставлял шахматную доску, а другой расставлял фигуры так, чтобы победа была за жрецами.

Но иногда казалось, что это партия против двух абсолютно надутых, раздувшихся и тупоголовых индюков, мозг которых иногда решает совершить путешествие к тетушке.

— Ну, смотри, — Хой наконец-то снова заговорил, неспешно шагая по коридору. — Есть такая штука, как отвлекающий маневр. Вроде как. Ну, я слышал…

— И что ты предлагаешь?

— Ну, — толстый обернулся и показал рукой на плетущегося сзади Рахата. — По-моему, у нас он есть.

Хотеп улыбнулся.

— Твой жезл при тебе?

— Да.

— Ну что ж, теперь игра пойдет всерьез…

Эфа опешила, когда перед глазами заметалось призрачно-бело пламя.

— Нам что, хоронить огонь?

Они смотрели на языки божественно-белого жара и на надгробье, рядом с которым все происходило — физически они остались на тех же местах у алтаря, но на деле с ним произошло то же, что и с Греционом.

— Просто подожди, — отозвался жрец. — И посмотри.

Пламя переставало быть хаотичным, оно само причесывалось и укладывалось в некую форму — во что-то высокое, одновременно человеко и не человекоподобное, пока не стало какой-то непонятной, сошедшей с сюрреалистических картин фигурой выше своего надгробья.

Время вокруг словно бы остановилось — с ледяным скрежетом покрылось холодным инеем и замерзло. Повисла тишина — самая настоящая, потому что в этом пространстве между реальностями, в кладбище, звуков в принципе быть не могло. Богам не нужны звуки, тем более — мертвым.

Потом призрачно-белая фигура зашаталась, как плохо построенная телебашня, и рухнула — без грохота, просто повалилась.

Призрачный свет лужицей растекся по условной земле, не теряя при этом своих очертаний.

Фигура тяжело дышала — по крайней мере, так это слышали Эфа и Архимедон.

— Так, ну теперь это хотя бы выглядит знакомо, — где-то в физической реальности Эфа загремела сосудами. — Ну, начнем?

Архимедон просто кивнул и сделал движение руками — в физической реальности в его руках завертелся посох.

— Это его последнее дыхание, — заметил жрец. — Будь готова. Не раньше, и не позже.

— Смотри, сам ничего не попутай, — хмыкнула девушка. — Я уже выучила, что делать.

Архимедон продолжил двигать руками — это напоминало игру в крокодила самим с собой, при условии того, что никто не знал загаданного слова или фразы. Но те движения с жезлом, которые Архимедон совершал в реальности, влияли лишь на это место — как когда-то колдуны и чернокнижники пытались вызвать демонов, не понимая, почему не искрятся их руки, а из земли не извергаются языки пламени. Магические жесты всегда работали, скажем, наизнанку — а в привычной реальности они были просто сотрясанием воздуха.

Из-под надгробного камня словно бы ушла земля, растворившись в сотне цветных осколочков. Психовский, которого ни Эфа, и Архимедон не видели, попятился назад, побоявшись свалиться в открывшуюся могилу — но все равно продолжил твердо стоять на земле. Хотя, скорее, в воздухе.

Фигура издала последний вздох — и замолчала.

Эфа восприняла это исключительно, как сигнал к действию, и принялась за работу. Тут она могла орудовать гигантскими, эфемерными бинтами — хотя на деле они были совершенно обычными.

Девушка покрывала фигуру каким-то чудаковатым светом — это были масла, а потом силуэт божества стал медленно, частями опутываться длинными лентами-бинтами из света.

Икор краем глаза взглянул на тела Архимедона и Эфы, которые двигались в трансе — умело обматывая что-то бинтами и зачем-то крутя посохом.

Бывший страж Фараона не понимал, как это работает, что это и для чего это нужно. Но он, как любой военный человек, соображал, что его дело — просто быть на страже. Правда, в отличие от недалеких военных людей, у Икора где-то внутри все жегорел интересом к таинству — легким, словно бы от почти перегоревшей лампочки, интересом.

— Кхм.

Этот звук стал для Икора ядерным взрывом или любой другой угрозой мирового уровня, и страж тут же занес молот.