— Он разлагается до того, как его захоронили, — огласил падальщик.
— Я просто не могу понять, чем же это так плохо. С человеческой точки зрения это просто… неэтично.
— Энергия, господин Психовский. Боги разлагаются на энергию, и она… рождает других богов.
— И…
— И энергии не должно быть слишком много. Иначе…
Существу даже не пришлось договаривать — все как-то само перешло от теории к непосредственной и весьма наглядной практике.
Сначала мир вокруг снова тряхануло — а потом все обозримые могильные камни зарябили цветными осколками.
Энергия, до этого видимая лишь призрачно-белым светом, позеленела и словно бы нырнула в могилы.
Психовский всмотрелся вдаль — и отпрял назад, как только из-под одного надгробья вылезла вполне различимая, хоть и полупрозрачная, человеческая рука.
Надгробья продолжали мерцать потеками всех цветов.
Профессор повернул голову в другую сторону — и вскрикнул, попятившись назад.
Боги вставали из своих могил.
Они напоминали лишь былые образы своего могущества — их тела, физически не существующие, полупрозрачные, светились зеленым светом. Это чем-то напоминало все те фильмы о постапокалипсисе, которые Грецион привык видеть — только вот божества не орали «мозги!» и не выпендривались торчащими костями и гниющей кожей. Просто потому, что у них ничего этого не было.
Но выглядело все равно жутковато.
Они вылезали из-под надгробий, осматривая свои тела и оглядываясь по сторонам, сами не понимая, что происходит.
Постепенно, Психовский привык. Но когда он повернул голову, то снова задрожал — почти перед его носом стоял восставший из мертвых Осирис, не обращая никакого внимания на жалкого человека. Он смотрел вверх, на рябящий могильный камень, а точнее — на существо, обвившее его.
— Что происходит? — неуверенно проговорил Осирис. — Мы снова вернулись?
— Как видишь… — отозвался падальщик, пытаясь охватить своим единственным глазом все необозримые просторы миров богов — в каждом из них старые боги восставали. Поднимался Один, Шива, Зевс и все остальные — от мала до велика, от сказочных тварей до вершителей судеб, и все они мертвецки-зелеными тенями осматривали свои умирающие владения, эти похоронные залы.
— Но это…
— Не знаю, — протянуло существо. — Но когда-нибудь, но это должно было случиться. Видимо, оно просто решило произойти сейчас… События — штука странная. Не находите, господин Психовский?
Грецион оторвался от созерцания древнеегипетского бога и засуетился. Осирис, в свою очередь, заметил его.
— А. Да, конечно, — нашел ответ профессор. — Иногда как свалятся, так и свалятся…
Профессор призадумался.
— А что будет теперь? На этом… кладбище богов.
— Теперь это и не кладбище вовсе, — поправил его Осирис.
— Никто не знает, но… — существо сделало виток в воздухе и приблизилось к профессору. — Энергия так или иначе что-либо образует. Мертвые не должны возвращаться к жизни — даже если это мертвые божества.
— А нормально, что все боги будут существовать… разом? Ну, вы же, — Психовский повернулся к Осирису, — передеретсь…
— В той или иной степени, мы всегда существовали вместе, — улыбнулся бог древнего Египта.
— В смысле?
— Новые боги рождаются из энергии всех старых. В каком-то смысле, новые боги — это смесь всех старых, слегка переработанная. Вы бы назвали это… переработкой мусора. Из ненужного хлама создаются полезные вещи.
— То есть наш бог — смесь всего предыдущего?
Профессор ткнул рукой в сторону умершего божества — но, к его удивлению, оно тоже ожило — правда, уменьшилось в размерах.
— Да, при т@м самое… об#ирн@е. Вот все боги и ож@$#ю&…
— Простите, — профессор покрутил пальцем в ухе. — Я не расслышал…
Психовский услышал лишь сочетания природных звуков, которые не собираюсь в слова. Потом все перед глазами поплыло разноцветными пятнами, и профессор провалился, на этот раз полетев
Солнышко светило над небольшим городком, и даже не собиралось гаснуть, или менять свой цвет на апокалиптический, или разрывать грани реальностей и открывать черные дыры, ну и прочая, прочая.
Оно просто светило, как обычно, воздух пах не гнилью — с чего бы это? — а, тоже как обычно, пылью и немного растительностью.
Лучики совершенно обычного солнца в совершенно не изменившемся мире пробивались в окошко «Душистого персика» и на некоторое мгновение окрашивались в фиолетовый, проносясь свозь шторки бабушки Сирануш.
Колени, на удивление, прошли — и голова тоже болеть перестала. Но как-то Сирануш все равно было не по себе, не нравилось ей, что все перестало болеть так быстро. Ее терзало чувство, что нечто все-таки случилось, но вот только колени не могли предсказать и рассказать, что конкретно произошло и что пошло не так.