неблизкие – как два полюса. Вот и сейчас Юлиана во все глаза пялится на
них, вместо того, чтобы смотреть на своего «папика». Собственно говоря, отец от нее недалеко ушел – тоже «пялится».
- Мне джаз нравится, - выдала Руслана, перебивая собственные мысли –
чтобы не частили и не забивали канал.
- А я равнодушен к музыке, - ответил Егор и наклонился ближе к ее уху. – К
вниманию присутствующих тоже. И ты… просто танцуй, - он снова
отстранился, насколько это было возможно в танце, и продолжил с самым
серьезным выражением лица: - Но в опере, конечно, не засыпаю. Я
воспитанный мальчик.
- Спать в опере можно, - рассмеялась она неожиданно для самой себя, -
храпеть нельзя. А ты, вроде, не храпишь.
- А ты прислушивалась?
- Немножко.
- Я в печали.
- По поводу?
- По поводу «немножко».
- Вообще-то я тоже хотела спать! – весело возмутилась Руслана. – Но у
меня чуткий сон – если бы ты храпел, я выдворила бы тебя из номера.
К окончанию ее слов закончилась музыка, кто-то из соседних пар оглянулся
на них, а Лукин спросил:
- Домой?
- Давай попробуем… огородами.
Им это удалось. Без лишних препятствий они вышли из ресторана, Егор
усадил Руслану в быстро приехавшее такси и отправил домой, пожелав
спокойной ночи.
Сам провел остаток вечера в компании ноутбука и всемирной паутины, без
интереса переключаясь с экономических новостей на трейлеры
кинопремьер. Обязательный звонок во Францию решил отложить до завтра
– когда Егор подумал, что надо позвонить, почувствовал необъяснимую
усталость от однообразия бесед с женой, вернее, однообразие их
отсутствия, словно в один-единственный момент исчезло все общее, что
было между ними. Предательски возникал вопрос: а было ли это общее?
Что удерживало их рядом? Работа? Теперь и работа Ольгу мало
волновала. Озерецкий – обыкновенная блажь.
Блажь беременной женщины, между прочим.
Когда Лукина озарила эта очередная светлая мысль – все его
существование отмерялось различными озарениями после отъезда Ольги
– звонить в Париж было слишком поздно, даже если бы он и захотел.
Но на следующий день он вспомнил об этом лишь к обеду. Понедельник
оказался слишком понедельником. К нему постоянно кто-то заходил, о чем-то просил, на кого-то жаловался, звал куда-то сходить, чтобы там что-то
посмотреть. А после обеденного перерыва, словно по мановению
волшебной палочки, все развеялись самостоятельно, предоставив его
самому себе.
Потому в голове приобрел трехмерность Париж.
Но Егора ждало разочарование. Ему никто не ответил. Автоответчик
любезно предложил оставить сообщение, Лукин отключился. Толку
просить, если знаешь, что с тобой не хотят разговаривать?
Оставалось заняться работой. Егору всегда нравилось то, чем он
занимался. Этого же он требовал от своей команды и злился, когда
замечал безразличие…
- Скажи мне, друг мой Марценюк, - сердито ткнув тому в руки планшет, вопрошал набиравший ускорение Лукин на следующий день, - почему эту
Сухорук будто подменяют, едва она оказывается у нас?
Марценюк недоуменно взял в руки предложенное устройство, но даже не
заглянул в него, вперившись озадаченным взглядом в главреда:
- Чего тебе не так-то?
- А тебе «так»? Ты вообще читал? – буйствовал Егор. – О чем ее статья? А
предыдущая?
- Библейские мотивы в фильмах о супергероях, - кивнул Марценюк. – Тебя
что конкретно не устраивает? Целевая аудитория подтянется.
- А вот с этого места поконкретнее. Какая целевая аудитория может здесь
быть?
- Обыкновенная! Забитые под завязку залы кинотеатров!
Лукин изобразил восторженную мину.
- Огорчу тебя. Для тех, кто идет в кинотеатр для развлечения, это, - он
ткнул пальцем в планшет, - слишком умно. А для тех, кто развлекается
поиском глубинных смыслов, - слишком слабо и неаргументировано.
Егор вернулся в свое кресло и закончил:
- Передай своей Сухорук, пусть учит матчасть.
- Нормально там все! – возмутился Марценюк. – Я смотрел с Яриком!
Сначала он собой во имя человечества пожертвовал и погиб, потом
воскрес, а у него уже команда есть – ну типа апостолы. Тебе что не так?
- Ты пять от двенадцати отличаешь? – снова взвился главред.
- Это детали, которые погоды не делают!
- Это на тебя так недосыпы действуют, что ты очевидного не замечаешь?
Так возьми отпуск! И все материалы Сухорук сначала мне на согласование.
- У меня хоть недосыпы по делу! А ты чего взбесился?
- Так с вами ж хрен себе отпуск устроишь! Только отвернешься –
накосячите.
Марценюк некоторое время изучал физиономию Лукина. Молча.
Озадаченно. Потом пробурчал:
- Звонила два дня назад твоя Залужная моей Нельке.
Егор вопросительно глянул на зама. И тот продолжил:
- Трещали минут сорок. Какой-то поток сознания. У вас же идеальная
семья, Лукин, чего происходит? Загулял, что ли? Так что? Ума не хватило
скрыть? Ты вторую такую, как Олька, не найдешь.
- Это ты меня сейчас жизни учишь?
- Ну, кто-то же должен. У тебя отчим слишком правильный, чтобы чему
полезному научить.
- А у тебя из личного опыта? – поинтересовался Егор.
- Допустим. Речь не обо мне! Хочешь сохранить семью: ноги в руки – и
каяться! И обещать все что угодно. В церковь ее потащить можно – бабы
такое любят. Типа гарантия, что навсегда. А не на мне с Сухорук