После смерти Андерсона, когда его История
была канонизирована, Ритуал установлен, а организационная структура, по крайней мере в общих чертах, разработана, географическое распространение масонства происходило в таких масштабах и с такой скоростью, что остается только удивляться, как Великая Ложа Алглии могла в это время оставаться «передвижной институцией», инвентарь коей составлял не более дюжины предметов, а годовой бюджет не более сотни-другой фунтов. С помощью сети Провинциальных Великих Лож Великая Ложа Англии, хотя она и собиралась только ежеквартально, продолжала учреждать ложи по всему тогдашнему цивилизованному миру сотнями, а вскоре — тысячами. В Англии ложи формировались не только, как раньше, в барах и тавернах, но и в военных частях, фортах, замках, частных домах и поместьях английских, шотландских и ирландских мелкопоместных дворян, а также в колониях, в салонах придворных и энциклопедистов на континенте и даже в тюрьмах. В самом Лондоне, однако, в период, когда Великим Мастером был лорд Рэймонд (1739), ложи переживали застой и даже упадок, что можно объяснить как раз чрезмерно быстрой центростремительной экспансией масонства[139]. Первоначальный импульс, который привел к формированию Великой Ложи, структуризации ее ритуала и изобретению ее истории, стал слабее и утратил интенсивность, но не угас до конца. Для возникновения свежего импульса было необходимо, чтобы появилась новая кровь, пришло новое поколение кандидатов. Этот новый импульс имел отношение прежде всего не к общению, хотя идея Великой Ложи заключалась именно в последнем, а организация была задумана именно как его форма. В основе этого импульса лежала мощная тенденция к символизации и само-символизации, которая сильно ощущалась в то время многими людьми в Британии и на континенте и которая обрела форму и выражение в учреждении Цеха. Вот что пишет по этому поводу Уильям Престон, которому скоро предстояло стать «вторым Андерсоном»: «Неправильности продолжали торжествовать»[140]. Но какие же это были «неправильности»? Насколько можно судить сейчас, большинство из них были прямо или косвенно связаны с ритуалом и с религией, символизмом и молитвой. Если изначально «энергия, высвобожденная в результате выхода на поверхность истории первого открыто символического союза людей всех вер»[141] получила воплощение в типично британской форме масонства Великой Ложи Англии, то вскоре эта форма стала для них тесной и они вырвались на свободу, ища новых форм реализации. Формулируя более кратко, можно сказать, что более четверти из всех ранних английских лож перестали существовать в 1740-х гг., а многие из уцелевших стали все более и более отчуждаться от Великой Ложи. Они либо стали более автономными и независимыми в отношении ритуала и характера внутренних взаимоотношений, либо вообще вышли из-под юрисдикции Великой Ложи. Наконец, в некоторых ложах, в особенности в некоторых Старых ложах Лондона, начали возникать разногласия и споры, специфически религиозные по своему характеру[142], что шло вразрез с открытым запретом на такие споры.Около 1739 г. в Лондоне стали циркулировать слухи о том, что в масонстве все больше доминируют евреи, или что оно становится все более иудейским по своему характеру (или что происходит и то и другое одновременно). Сходным образом говорилось, что масонство на континенте было извращено за счет включения каббалистических символов и идей, несовместимых с буквой и духом чистого и подлинного масонства[143]
.