Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

«Кандидаты в председатели у нас есть, а вот путных кузнецов нету. Все какие-то летуны да пьяницы несамостоятельные. А я это дело враз на правильный путь налажу» — так сказал он председателю райсовета. Тот, понятное дело, зашумел, про партийный долг напомнил — Григорий Павлович еще на фронте в партию вступил,— но переубедить кузнеца не удалось и в райкоме. Однако секретарь райкома умным мужиком оказался и отпустил его с наказом активно участвовать в партийной жизни села. На том и порешили. С тех пор много лет прошло, заматерел Григорий Петрович, второй раз женился. Первая-то жена пропала в гражданскую, детей у них не случилось, зато со второй двоих парнишек прижили. Да вот не дал Бог им вместе пожить подольше, в тридцать пятом жена занедужила и через несколько месяцев ушла из жизни. Остался кузнец с двумя пацанами да старухой-матерью, и хоть не просто ему было, но в свои сорок семь он почему-то считал себя стариком и жениться в третий раз не решался.

Приезду сводной сестры Григорий Павлович очень обрадовался. Да и с Михаилом они быстро нашли общий язык. Кузнецу льстило, что ухажер у Анюты — инженер-конструктор, имеющий высшее образование, и он сразу по приезде повел гостя показывать свое хозяйство. Анюта тем временем сидела в избе на лавке за большим столом. Все в доме было сделано крепко, на совесть, на долгие годы. Напротив нее у окна с вязаньем устроилась хозяйка дома — мать кузнеца Василиса Егоровна, которая сразу же, положительно отозвавшись об ухажере, начала расспросы о его родителях. Анюта отвечала, что мамаша у Михаила домохозяйка, а отец работает бухгалтером в главке.

— А чего это за лавка такая, чем торгует? — продолжала выпытывать хозяйка. Девушка хотела объяснить, что такое главк, но, по правде сказать, сама не очень понимала значение этого слова и поэтому просто сказала, что это такая большая главная контора.

— Ишь ты,— покачала головой женщина,— главный начальник, выходит. А они, евонные родители, насчет тебя не против?

— Нет, они хорошие люди, меня привечают,— с улыбкой ответила Анюта.

— Слушай, а как вы с ним? — заговорщицки подмигнула Василиса Егоровна.— Ну, насчет этого дела?

Анюта покраснела, хотела что-то сказать, но пожилая женщина жестом остановила ее:

— Да не красней ты, дело молодое. Я потому спрашиваю, как вас на ночь налаживать, вместе али врозь?

Девушка не успела ответить, как в комнату, подначивая и тузя друг друга, вбежали два пацаненка. Она уже знала, что одного — девяти лет — зовут Минька, а того, что на два года старше,— Пашка, но кто из них был кто, она пока разобрать не могла.

— Баб Вася, когда вечерять будем? — дружно атаковали они бабушку, хитро поглядывая на девушку.

— А уроки школьные сделали?

— Сделали, сделали,— закричали мальчишки, продолжая возню.

— Вот сейчас отец с гостем придут и сядем. Где опять носились? — бабушка пыталась быть строгой, но строгость эта была, по всему видно, исключительно следствием присутствия гостьи.

— На выселках бегали. Вон, вон, папка с дядей идут! — радостно завопили они, поддав друг дружке от избытка чувств.

— Я вот вас, шлындики! — бабушка притворно замахнулась на внуков вязаньем.— Охолоньте покуда, сейчас на стол соберу.

С необычной для своих лет живостью она забегала из кухни в сени, оттуда в горницу и обратно. Пацаны уже заняли свои места за столом и нетерпеливо ерзали в ожидании угощения. А на столе тем временем появилась большая чашка прошлогодней квашеной капусты, соленые огурцы, моченые яблоки, сало. Отдельно поставили чугунок с горячими щами, извлеченный из русской печки. Анюта, спохватившись, побежала на кухню выкладывать из сумок городские продукты. Гостинцы, которые они заготовили для хозяев, были вручены сразу по приезде: наборный янтарный мундштук для главы семейства, расписной полушалок для бабушки и кое-что из носильного для ребятишек. Нарезав сыр и колбасу, она схватилась было за банку со шпротами, но открыть ее простым ножом не смогла.

— Обожди, милая, сейчас сам придет, откроет,— остановила ее баба Вася, прислушиваясь к шагам на крыльце.

Усевшись за столом, хозяева и гости чинно дожидались, пока хозяин дома перекрестится на образа, висевшие в углу избы, и возьмет ложку. То же самое проделала Василиса Егоровна, однако ребятишки в этом обряде не участвовали и ждали команды отца. Михаил и Анюта внимательно наблюдали за происходящим. Григорий Павлович открыл рот, чтобы дать команду к началу трапезы, но вдруг поглядел на мальчиков и строго спросил:

— Вы руки помыли?