Кто дал вам музыку?

— Письмо пришло сегодня утром, оно от нашей тети Анны — оказывается, она жива! Представляешь, как обрадуется мама? Это же весточка от единственного, кроме нас с тобой, родного человека, который у нее остался!

Мальчик с презрением смотрел на него.

— Кого ты пытаешься обмануть? — спросил он устало и безнадежно, как взрослый. Взял толстую чашку и привычно сделал несколько быстрых глотков, словно пил черный кофе уже много лет. — Если бы ты сейчас увидел ее, ты не стал бы говорить такую чепуху. Вчера доктор сказал мне, больше двух недель она не протянет. Я хочу подбодрить ее, говорю: «Ты сегодня гораздо лучше выглядишь!», а она знаешь как смотрит на меня? Как на последнего обманщика. Ты что же, думаешь, письмо облегчит ее боль? Или в нем лежат деньги, чтобы я мог хоть перед смертью перевезти ее в приличную комнату?

Мужчина протестующе поднял руку, и мальчик умолк, сжавшись на скамейке рядом с девушкой. Она нагнулась еще ниже над книгой, но строки поплыли у нее перед глазами.

— Что ж, я, по-твоему, совсем дурак? Я столько всего насмотрелся за последние десять лет и больше не жду чуда. Может быть, это все-таки чудо, что тетя Анна жива, а может быть, лучше бы ей было умереть и не видеть, как гибнет вся ее семья, — не знаю, только я уверен, что для мамы очень важно прочитать это письмо. Оно облегчит ее последние часы.

Мальчик резко отодвинул чашку и взял письмо.

— Подумаешь, листок бумаги… Да что толку маме узнать, что ее тетка жива? Ведь она уже её никогда не увидит!

— Жанни, пойми: Анна — единственный человек из всей нашей семьи, кто остался жив, единственный! Если бы ты знал, как мама любила ее! Она носила тебя на руках и играла с тобой, когда ты был маленький и вы с мамой еще не уехали в Америку.

— Ну и что?

— Не нужно так говорить, Жанни, это очень жестоко. Мама обрадуется письму. Пусть она хоть немного порадуется. Это ведь самое главное.

Жанни провел рукой по жестким, неухоженным волосам.

— Тебе легко говорить. Если ты считаешь, что все это так важно, возьми и отнеси письмо сам.

— Жанни, мы уже столько раз говорили об этом! Ты мне не веришь. Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, я боюсь увидеть ее. Когда ты станешь старше, ты поймешь. Я видел, как умирали тысячи людей, их сгоняли и убивали, как скот. А тебе кажется, что я боюсь увидеть родную сестру. Нет, это ей будет тяжело увидеть меня таким, каким я теперь стал. Поэтому отнеси ей письмо сам и скажи, что я переслал его тебе по почте, хорошо? Оно доставит ей радость, поверь мне.

— Я всегда хотел доставлять маме радость. Ты ее брат, ты знаешь, чего она больше всего хотела: чтобы я учился. Разве я виноват, что мне пришлось бросить школу и поступить на работу? Я так хотел учиться, я так хотел, чтобы мама мной гордилась! Но ведь надо платить доктору, надо платить за квартиру. Кто об этом позаботится? Ты?!

Жанни судорожно дернулся и задел ее под столом ногой. Она поспешно отодвинулась к стенке и спряталась за книгу, но он ее не замечал.

— Не надо, Жанни, — тихо сказал мужчина, с нежностью глядя на мальчика. У девушки перехватило горло, но встать сейчас и уйти было невозможно. — Меня есть в чем упрекнуть, знаю. Когда-то я думал… эх, если бы я уехал в Америку раньше, вместе с мамой… Но ты подожди, я освою получше английский язык и встану на ноги, и ты снова вернешься в школу. Я обещал это своей сестре, теперь обещаю тебе.

Девушка украдкой взглянула на Жанни. Ему было еще меньше лет, чем ей показалось сначала. На щеках и на верхней губе, под маленьким вздернутым носом, едва начал пробиваться пушок. Пряди давно не стриженных волос закрывали уши, на подбородке было чернильное пятно, пронзительно фиолетовое в полумраке зала. И вдруг он громко всхлипнул. С трудом удержавшись, чтоб не схватить его грязную, совсем еще детскую руку, с таким отчаянием вцепившуюся в чашку, она рывком пододвинула к себе сахарницу и прислонила к ней книгу.

Сейчас в летний день я сижу у окна, а над моей полянкой кружат ястребы; дикие голуби пролетают передо мной по два-три или садятся на белой сосне позади дома, и воздух полон шумом их крыльев; скопа, или птица-рыболов, рябит стеклянную поверхность пруда и выуживает рыбу; из болота крадется норка и хватает на бегу лягушку; осока гнется под тяжестью птиц, порхающих с места на место…

— Я хочу только одного, — сказал Жанни тихо, — избавить маму от лишних страданий. Какое мне дело до твоих воздушных замков! Мне осточертела эта бедность. Если бы я был богатый, может быть, мама не заболела бы. А я хожу в драных башмаках, потому что мне нечем заплатить сапожнику. Когда я покупаю сигареты, мне кажется, что я вор, который обкрадывает свою мать.

Мужчина невесело усмехнулся и обеими руками надел очки.