Кто добрее всех

До чуткого слуха кошки через некоторое время стали доноситься не попискивание, а щебетанье, которое заканчивалось характерной трелью. Июнь подходил к концу. Неугомонные птенцы обросли пёрышками, им хотелось выпорхнуть из гнезда вместе с папой и мамой, помахать крылышками и посмотреть, что делается вокруг.

Всё чаще можно было видеть, как самый бойкий и непослушный птенец становился на край гнезда и широко расправлял молодые крылышки. Но тут подлетала бдительная мама, кормила его и клювиком подталкивала в гнёздышко. Раздавался её громкий наставляющий щебет:

— Будь осторожен! Рано ещё! Внизу столько опасностей.

Птенчик слушался, но вскоре забывал, что обещал маме хорошо себя вести, и опять сильно хлопал крыльями, мешая братьям и сёстрам. И однажды гнездо не выдержало, когда слишком разгулялись в нём непослушные детки. Оно упало прямо на крышу, где любила дремать Мурка.

Хорошо, что в этот момент её рядом не оказалось. Она пила молоко из блюдечка на крыльце дома. Это и спасло молоденьких ласточек. Мама с папой окружили их, защебетали тревожно:

— Расправьте крылышки, помашите ими и попробуйте полетать возле нас.

После нескольких неуверенных попыток вокруг папы и мамы, все пять птенчиков уверенно замахали крылышками и с весёлой трелью перелетели на высокий забор, а потом на деревья соседнего сада.

Так началась их самостоятельная жизнь.

А кошка Мурка, налакавшись с блюдца молока, отправилась на свой пост и с недоумением обнаружила на крыше гнездо. С любопытством обнюхала его, подняла голову и, ничего не увидев под фронтоном, с разочарованием спустилась вниз.

— Мяу-у-у! — пожаловалась она Бульке, — прозевала я важный момент.

— Гав-гав! Так тебе и надо, нечего птичек истреблять, — ответил с довольным видом Булька и разрешил прилечь рядом.

А через несколько дней они вдвоём наблюдали, как две ласточки вновь вьют гнездо под крышей дома для новых птенцов. К концу августа они пополнят свою стаю ещё одним выводком.

На зиму все улетят в тёплые края, а весной опять вернутся домой, чтоб продолжить свой род.

Милое детство

Когда мне было пять лет, у меня появилась подруга Наташа Короткая. Её фамилия не соответствовала худенькой, долговязой девочке, всегда быстрой и энергичной. Наташа была старше меня на пять лет, но почему-то постоянно возилась со мной. Я же была крупным, круглолицым ребёнком и не по годам очень серьёзным. Слышала из уст взрослых не раз:

— Таня ещё маленькая, а уже заслуживает уважения.

Слово уважение мне не было знакомо, поэтому я не могла понять, что они имели в виду. Меня больше заботило то, что старшая сестра Валя всегда убегала к своим подругам, а со мной играть не хотела. И тут появилась девочка, которая приходила к нам домой, спрашивала именно меня у мамы и по несколько часов в день с интересом занималась со мной. Мне это очень нравилось, и я с нежностью и большой преданностью относилась к этой дружбе. Мы с ней вырезали из картона кукол, одевали их в бумажные платья, разрисовывая их всякими цветами. А особенно мне нравилось изготовление «секретов». Мы собирали разноцветные стекляшки, складывали их в коробочку и зарывали под нашим домом. Это был наш клад, наш секрет. Наташа учила меня считать, палочкой писала на земле буквы и просила угадать их.

Летом у Наташи были «взрослые» обязанности. Её папа работал в локомотивном депо, и мама к обеду посылала её с кастрюлькой горячего супа к нему в цех. В этот дальний путь Наташа всегда брала меня. Осторожно, чтоб не разлить содержимое кастрюли, мы семенили по протоптанной дорожке к депо. Проходили мимо могил с деревянными крестами, на которых были написаны на немецком языке чьи-то имена.

— Тут фашисты захоронены, — говорила мне Наташа, — так им и надо, нечего было приходить на нашу землю.

Потом это захоронение разровняли, и отдали место под строительство частных домов. И мало кто из жителей улиц 23 Съезда, Жени Мосина и Гагарина знает, что живут на немецком кладбище.

В депо мы шли почти молча, всё внимание было сосредоточено на сумке. Всё было бы ничего, но по пути была довольно широкая сточная канава, которая никогда не высыхала. Дойдя до этой канавы, Наташа отдавала мне в руки сумку, а сама с лёгкостью её перепрыгивала. А затем я передавала ей драгоценный суп, вытянув руку вперёд. Предстояла моя очередь преодолеть эту злосчастную канаву. У меня это быстро не получалось. Брала препятствие я с разбегу, а потом, довольные, мы проделывали уже спокойно остальной путь.

Дядя Миша поджидал нас обычно возле входа в цех. От его пропитанной спецовки пахло мазутом и маслами. Мы с гордостью передавали ему обед и вместе с ним заходили в цех, где на ремонте стояли паровозы. Пока он ел, мы всё с интересом рассматривали. А затем наступало самое важное, ради чего мы с удовольствием туда ходили.

— Ну что, красавицы, спасибо за обед, — говорил дядя Миша, — пошли пить ситро.