– Скорее истерические! А что с Олей?
– У нее истерики дважды в день, и она опять начала писаться. Совсем не контролирует себя, где захотела, там и сделала свои дела. Подгузники надевать не дает, сразу их срывает. Перестала говорить связно, только кричит. Мы с ней ничего сделать не можем!
– Хорошо, а я тут при чем?
– Аня, мы долго не решались тебе позвонить. Я слышал твой последний разговор с Магдой. Ты, наверное, очень обижена?
– Обижена? Да я зла на нее! Ужасно зла!
– Я знаю, Аня. Мы не хотели вмешиваться в ваши отношения, но сейчас ей очень нужна твоя помощь.
– Опять? Тех девяти месяцев ей было мало? Даже «спасибо» мне не сказала!
– Анечка, но она такая слабая. Боюсь, у нее опять инфаркт случится! Или еще чего похуже.
– Магда – старая истеричка, а Олька молодая. От этого еще никто не умирал. Я же тебя предупреждала, когда вы уезжали.
– Я помню. Но я верил, мы оба с Магдой верили, что все наладится.
– Ну и как, наладилось? – спросила я со злорадной улыбкой.
– Нет…
– Так зачем ты мне звонишь?
– Нам нужна помощь! – Роберт вздохнул и спросил тихо: – Может… ты ее еще ненадолго заберешь?
– Даже речи быть не может, мои дорогие! Ни в коем случае! – рявкнула я и бросила трубку. Вернулась в палату с Гав-гавом и, сжимая его в объятиях, легла в кровать. У меня болело сердце. Просто по-человечески болело.
На следующий день мне сняли швы, однако Янек решил еще немного подержать меня в больнице под присмотром. Каждый день приходила доктор Бжозовска, и я смирно принимала лекарства и проходила сеансы психотерапии.
– Пани Анна, расскажите о своей семье, – попросила она после того, как принесла мне результаты анкетирования. Ничего нового я в них не обнаружила.
– У всех есть семьи, пани Рената, – заявила я, чтобы от нее отделаться.
– У вас есть дети? Внуки?
– Нет, нету.
– А с кем вы живете?
– Сама! Вот такая я молодец!
Она посмотрела на меня из-под круглых очков, как на капризного ребенка.
– Ладно, я постараюсь быть серьезной, – сказала я, прикидываясь смущенной.
На нее ничего не действовало: ни мои обиды, ни оскорбления, ни глупые шутки.
– Я живу сама. Раньше жила с родителями, после смерти матери ухаживала за больным и немощным отцом, до тех пор, пока он не умер во сне, – рассказала я ей.
Она все так же смотрела на меня.
– Ну, хорошо, я медсестер нанимала, и они за ним ухаживали, – признала я. Теперь она одобрительно моргнула.
– Я была замужем, но недолго. Был и нет его! Как призрак.
– А братья, сестры?
– Есть сестра, младшая.
– А какие у вас с ней отношения?
– Нормальные, – ответила я, и пани психиатр тут же зыркнула на меня из-под очков. – У сестры сейчас сложный период в жизни, – добавила я с готовностью. – У нее дочь с мужем в аварии погибли, трехлетняя внучка осталась сиротой. У Магды случился обширный инфаркт, а Роберт, ее муж, чуть с ума не сошел.
– Естественно в такой ситуации. А что случилось с той маленькой девочкой? – спросила она, а я покрепче прижала к себе Гав-гава.
– До последнего времени я о ней заботилась, – ответила я тихо.
– И как долго?
– Почти девять месяцев, – прохрипела я. Что-то сдавило мне горло, но то был не страх.
– Это очень долго, – заметила доктор Бжозовска. – Вижу, разговор об этой девочке разволновал вас, пани Анна.
Волнение! Так вот что сдавило мне горло! В глазах запекло, и по щекам потекли слезы.
– Была и нет ее. Как призрак! – Я закашлялась. Глотала слезы, пытаясь подавить рыдания.
– Не сдерживайтесь, пани Анна. Вам надо поплакать.
Я проплакала два дня.
Глава 23
Через пару дней оказалось, что оснований дольше держать меня в больнице нет. По старой памяти мне выделили «скорую», которая отвезла меня домой. Я вошла в ворота и пошагала ко входу.
Открыла дверь и переступила порог пустого дома. Он показался мне еще более мрачным, чем обычно. Я ходила по комнатам, везде искала Олины следы. Перевернутая кружка-непроливайка, брошенный карандаш, грязные костюмчики в корзине со стиркой.
В ванной я наткнулась на разбитое зеркало. Смела остатки стекла, а потом аккуратно пропылесосила ванную и прихожую. Поймала себя на мысли: «Чтобы Оля не поранилась». Я так устала. Еды в доме не было. То, что оставалось в холодильнике, уже давно испортилось. Я начала копаться в шкафах и обнаружила пару Олиных баночек с каким-то протертым питанием. Съела их ложкой, не разогревая, и повалилась на кровать. Как только голова коснулась подушки, я почувствовала сладкий запах маленького ребенка. Откинула Олино одеяльце и нашла ее пижамку. Прижала ее к себе и так уснула.
На следующий день я поехала в город, чтобы встретиться с доктором Бжозовской. Она сказала, что в течение недели я должна посещать ее каждый день. Потом мне нужно было купить продукты и лекарства. И в магазине, и в аптеке меня спросили, где же та чудесная малышка, которая раньше со мной приходила. Я уходила от ответов и бежала от тех людей так быстро, как только могла, – не хотела говорить на эту тему. Хорошо, что на улице похолодало. Я надвинула шапку на глаза, надела перчатки, чтобы никто не заметил жуткие шрамы.