Вернулась домой я уже к вечеру. Приготовила ужин на скорую руку, а потом еще еду на несколько дней вперед. Помидорный суп и тефтельки с кашей. Оля их так любила. Как-то странно и неловко было готовить для себя одной, может быть, поэтому я все время думала о малышке. Так прошел первый день моей новой жизни.
На следующее утро я опять поехала к доктору Бжозовской, потом зашла в травматологию – Янек хотел осмотреть мои раны. Довольный результатами, он пригласил меня в субботу на чай.
На обратном пути я прошла мимо дверей в педиатрию. Иоанна ко мне так и не зашла, когда я лежала в больнице, и из-за этого мне было не по себе. Я немного постояла в нерешительности, но потом все же зашла в отделение. Коридор был пуст. Постучала в дверь ее кабинета, но он был закрыт, и никто не ответил. В глубине коридора я услышала чьи-то голоса и направилась туда. Там находилась дежурка медсестер. Когда подошла поближе, то смогла расслышать отдельные слова. Незамеченная, я остановилась у открытых дверей и невольно прижалась к стене, когда услышала, о чем они говорят.
– …вроде она лежала в луже крови, вдрызг пьяная, – произнес хрипловатый женский голос. – Надо же так опуститься! А ведь была таким хорошим врачом!
– Я разговаривала с Баськой из гинекологии, – послышался другой голос, более высокий. – Она рассказала, что Слабковска и раньше пила. В последние годы, когда тут работала, даже перед операциями прикладывалась.
– Иногда стоит пропустить рюмочку, чтобы руки меньше тряслись, – прохрипел первый голос.
– Иногда они так и делают. Когда нужно оперировать кого-то из семьи, обязательно выпьют.
– Я слышала, у нее кто-то умер во время операции. Она с тем заведующим из хирургии оперировала… как там его…
– Турлевский, – пропищал второй.
– Да, Турлевский. Наверное, что-то пошло не так, потому что потом прокурор тут рыскал, но, говорят, дело замяли, – закончил хриплый голос.
– Они всегда так, напортачат, а потом отмазываются, – опять пропищал тоненький.
– А чего они вместе оперировали?
– Не знаю, может, там что-то серьезное было. Ходили слухи, что они были любовниками. Я слышала, вроде они кого-то из семьи Слабковской оперировали. Точно не помню, я тогда еще не здесь работала, а в поликлинике.
– Вроде они ее мать оперировали. Говорят, она до того совсем здоровая была.
Судя по голосам, в дежурке находилось три женщины. У меня не было сил слушать дальше. Уже собралась уходить, но тут одна из медсестер чуть не сбила меня с ног, выскакивая в коридор.
– Вот зараза! Про капельницу забыла… О, пани доктор Слабковска!.. – воскликнула она с таким видом, словно увидела привидение. Я узнала этот хрипловатый голос.
– А заведующая есть? – спросила я.
– Нет… она в отпуске… Но… есть доктор Красульский, если вам что-то надо, – ответила она растерянно.
– Нет, спасибо.
Я повернулась и сбежала из отделения. Хорошо, что Иоанны не было. Я бы не знала, что ей сказать.
Глава 24
Домой я вернулась вся на нервах. Хорошо, что пани Рената мне «кое-что» дала для таких случаев, если опять выпить захочется. Я приняла двойную дозу и буквально свалилась с ног. Проснулась в три часа ночи, совершенно сбитая с толку. Не могла ни есть, ни думать, за что в душе благодарила своего психиатра.
Но утром уже чувствовала себя вполне нормально. Даже смогла поехать на сеанс психотерапии.
– Пани Анна, в вашей жизни было столько призраков. Муж, Оля…. – начала доктор Бжозовска.
– Ромек, – продолжила я, погруженная в свои мысли. В голове все время крутился подслушанный в педиатрии разговор.
– А кто такой Ромек?
– Наш брат. Он умер, когда ему было семь лет, – объяснила я и замолчала. Давно я уже о нем не вспоминала.
– Как это случилось? – спросила моя дотошная психотерапевт.
– Вы из наших мест?
– Нет, из Торуня, – ответила она. – Но вернемся к вашему брату.
– Типичная смерть деревенского ребенка. Рука попала в косилку, отрезало два пальца. Пока доехали до больницы, он истек кровью. Отец загнал коней почти до смерти. Я из бедной семьи. Случилось это в конце пятидесятых или начале шестидесятых, ни машин, ни телефонов в селе не было. Один из коней пал на обратном пути.
Пани Рената немного помолчала.
– Но ведь ребенок был уже большой, и не умер бы просто так от потери крови, если рану перевязали.
– Не знаю, перевязали или нет, я тогда в школе была, но мама знала, что с этим делать. Она сама часто ранилась, и крови всегда столько было. Так что она умела накладывать повязки.
– Отчего все-таки умер брат?
– Тогда никто не стал ничего выяснять. Просто случайная смерть деревенского мальчишки. На полях часто бывали несчастные случаи, дети попадали под косилки, молотилки и все такое.
– А никто не подумал, что у него могли быть проблемы со свертываемостью крови?
– Тогда не подумали, – ответила я, погруженная в свои мысли.
– А потом кто это выяснил? – допытывалась Бжозовска.
– Я, – мне стало больно и грустно. – Когда мама умирала у меня на операционном столе, я поняла, что они с братом оба были больны.