Кто, если не ты?

— О чем же вы разговариваете?

Напряженная тишина.

— Так о чем же вы все-таки разговариваете здесь, тайком от меня, от учителей, может быть, вы все-таки объясните мне, Чернышева?

Как будто мстя себе за минутное смущение, вызванное заставшей их врасплох директрисой, девушка дерзко выпрямилась; Калерия Игнатьевна уже давно составила себе полное представление об этой непокорной, заносчивой ученице, но ее ответ заставил Калерию Игнатьевну подумать, что ей известно еще не все, далеко не все:

— Мы говорили о любви. О том, какая она бывает и какой должна быть...

Если бы Чернышева соврала что-нибудь — это не так потрясло бы директрису. Но в ее невозмутимом тоне Калерия Игнатьевна ощутила предел наглости и бесстыдства. Особенно когда та добавила:

— И тут нет никакой тайны. Мы можем все повторить при вас.

— Прекрасно,— проговорила Калерия Игнатьевна с угрожающе-замедленной интонацией.— Может быть, вам и придется повторить, но в другом месте и в другое время. А сейчас...— она повернулась к оробевшим девочкам.— А сейчас возьмите портфели — и марш по домам.

Ученицы, бесшумно ступая, почти на цыпочках, гуськом потянулись из класса. Калерия Игнатьевна вышла последней.

Человек менее проницательный, может быть, и не придал бы такого значения этому происшествию, но Калерия Игнатьевна сразу почувствовала, что за всем этим кроется нечто более серьезное, чем могло показаться на первый взгляд.

Назавтра она вызвала к себе в кабинет Людмилу Сергеевну. Даже несколько бравируя своей выдержкой, она терпеливо слушала путаные объяснения молоденькой учительницы, поглядывая, то на ее невозможно легкомысленную ямочку на розовом подбородке, то на голубое платье с кармашками, отделанными кружевцами, то на белые модельные туфли-лодочки.

Людмила Сергеевна же, начав оправдываться довольно пылко — Чернышева — отличница, староста физического кружка, в прошлом году она делала блестящий доклад на эту тему, что же плохого, если...— все больше терялась и под конец смешалась совершенно, особенно когда Калерия Игнатьевна, проговорив ледяным тоном: «А что вы скажете на это?» — протянула ей листок, на котором очень четким, каким-то даже торжественным почерком было выведено:

КОММУНИСТИЧЕСКИЕ ТЕЗИСЫ О ЛЮБВИ И ДРУЖБЕ

1. Любовь и дружба должны опираться на полное уважение друг к другу, на полное равенство мужчины и женщины.

2. Но в отношениях между юношами и девушками еще существуют пережитки капитализма, феодализма и патриархата...

Пока она читала, Калерия Игнатьевна искоса разглядывала свое отражение в стеклянном абажуре настольной лампы: несмотря на пятьдесят, еще вполне моложавое лицо, с темными гладкими волосами, собранными в узел па затылке, прямые плечи, во всем облике — собранность, подтянутость, деловитость...

— Странно...— пробормотала Людмила Сергеевна, возвращая листок директрисе.— Действительно, это очень странно...

— И только? — Калерия Игнатьевна рывком выхватила страничку с «тезисами».— Но на вашем месте, милая моя, мне бы отнюдь не показалось странным, если бы это обнаружили у одной из моих учениц,— на нашем месте!.. Взгляните на себя! Куда вы явились? В школу — или... или...

Людмила Сергеевна растерянно посмотрела на спои белые лодочки и спрятала ноги под стул.

— Но у меня сегодня... Сегодня день рождения, Калерия Игнатьевна, и я...

Но даже эти слова, произнесенные прерывающимся голоском, прозвучали в тот момент в высшей степени вызывающе.

— А я попрошу вас забыть о ваших днях рождения, пока вы находитесь в школе! — Калерия Игнатьевна резко поднялась, и вслед за ней встала Людмила Сергеевна.— Да, забыть! Я неоднократно предлагала вам изменить свой внешний облик, если вы хотите работать в моей школе! И не только внешний, но и внутренний! То вы бегаете с воспитанницами на каток, то передоверяете свои обязанности ученицам — и не видите того, что творится у вас буквально под носом! Вы понимаете, к чему это может привести?..— она подняла над головой злосчастную страничку.— Понимаете или нет?..

— По-ни-маю...— робко произнесла Людмила Сергеевна, глядя на узорчатый ковер, застилавший пол кабинета.

— К разврату!

Людмила Сергеевна вздрогнула.

— Да-да, к разврату! Поверьте моему опыту, Людмила Сергеевна! Более того, я убеждена, что пока мы знаем еще не все!.. Надеюсь, вы слышали, что произошло в седьмой школе? Когда мне рассказали об этом, в гороно, честно признаюсь вам — я не поверила! Но теперь... когда я собственными ушами слышала, как на занятиях по физике наши скромницы рассуждают о Есенине и Мопассане... А я слышала далеко не все, далеко не все, Людмила Сергеевна! Когда мне принесли вот это «сочинение», которое вы только что прочитали... Теперь я верю всему, Людмила Сергеевна! Верю всему!