Кто, если не ты?

Говорить Шутов начал не сразу. Он постоял перед трибуной, поглаживая щеку и задумавшись, как человек, на которого нахлынуло сразу несколько мыслей и он еще не знал, какую выбрать.

— Не орите...— бросил он тем, в зале.

Клим удивился, услышав его изменившийся голос. Первые слова он выговорил отрывисто, с трудом, как будто язык ему едва повиновался.

— Я сам... Здесь... Здесь суд идет. Присутствуют подсудимые... и прокуроры. Правда, они... Они еще не доросли, чтобы прокурорами...

— Павел Корчагин — вот прокурор! Или он тоже не дорос? — вырвалось у Клима.

— Ладно,— словно защищаясь, Шутов поднял руку.— Согласен. Пусть Павел Корчагин... Но кое-кого здесь все-таки не хватает. В хорошем суде полагается, чтобы адвокат был...

— Это уж не ты ли собираешься быть адвокатом? — спросили из глубины зала.

— Да. Собираюсь. Надо же кому-нибудь... Адвокатом...

Он без улыбки посмотрел туда, откуда раздался голос.

— Итак, суд идет, и все обвиняемые признали себя виновными... Ша! — он снова поднял руку в ответ на недоуменные восклицания.— Я говорю, признали, значит, признали! Да, так вот... Мы — мещане, мы — обыватели... Ладно. Согласен. Но тут есть один вопрос. Говорят, когда-то на земле жили мастодонты. Они вымерли. Зато теперь живут свиньи. Живут и плодятся. Почему? — он повернулся к столу, но смотреть продолжал куда-то вбок. Игорь и Клим раздумывали, не понимая, куда гнет Шутов. Мишка добродушно, даже с легким пренебрежением, хмыкнул:

— Ясное дело... Климат!.. Другая эпоха...

— Правильно,— подхватил Шутов.— Другая эпоха. Тогда при чем здесь Гога Бокс? При чем?..

В повторенном дважды вопросе Климу неожиданно почудилась горечь.

— А ты без аллегорий,— сухо предложил Игорь.

Лицо у Шутова вдруг задергалось, и он устремил горячий, тоскливый взгляд на Турбинина:

— А вам аллегории — это разрешается? Вы... Вы не аллегории... Вы духов вызываете! Духов с того света! Как спириты... Дух Наполеона, дух Пушкина...Дух Корчагина! Нет, вы духами зубы не заговаривайте! Это раньше водились дураки — в духов верили, а мы — не верим! И сказки про героев. Где они, эти ваши герои? Дайте-ка потрогать, пощупать — хоть одного!

Слова хлынули из Шутова неудержимым потоком, как хлещет горлом кровь у больного чахоткой; кончики его искаженных судорогой губ дрожали.

— Значит, «общественное выше личного»! Чему вы учить вздумали — как в свинарнике мамонтов разводить? Так ведь климат, понимаете, климат неподходящий! Это не я, это вы сами сказали — про климат!

Смутный рокот прокатился по залу. Клим вскочил, прокричал заикаясь:

— Ты... Ты... Ты понимаешь, что городишь? Все — подлецы, а кто же по правде тогда поступает?

— По правде? По какой правде?

— По той самой! По корчагинской!

— Как же, есть и такие,— усмехнулся Шутов, охлаждаясь.— Есть и такие, что когда выгодно, тогда из себя честных, идейных корчат, а не выгодно — так сразу: я не я, и лошадь не моя! Смотря когда что выгодно!

В его словах была чудовищная несправедливость! Настолько чудовищная и очевидная, что Климу показалось нелепым его опровергать. Выскочив из-за стола, он крикнул в зал:

— Вы слышите, слышите?..

— Да что же это?..— всхлипнул чей-то голос.

И вслед за ним из дальних рядов покатилось, нарастая и множась:

— А Комсомольск!.. А Магнитка? — тоже из-за выгоды?.. Нет, пусть он ответит: Матросов... Молодая гвардия...

Шутов сжался, затравленно озираясь по сторонам.

— Ты слышишь, Гога Бокс?..— обернулся к нему Клим.— О выгоде думает обыватель, а человек...

— Красивые слова!..— пробормотал Шутов, устало махнув рукой.

— За эти красивые слова люди платили кровью!

Гул одобрения прокатился по рядам.

— А вы — вы чем платили? — закричал Шутов, снова распрямляясь и переходя в наступление.-— Вы платили?

— А ты не беспокойся,— бросил Игорь,— придет время — и мы заплатим.

— Кто? Это ты-то заплатишь? — Шутов засмеялся деланным смехом.

— Каждый заплатит! — крикнул Клим.— Для того и собрались сегодня, чтобы решить, как отплачивать! И чтобы каждый мог о себе сказать: да, я комсомолец, гражданин, человек!

Пустая фанерная кобура сползла вперед, Клим одной рукой вцепился в нее, а другой тыкал, пальцем перед собой, как будто пытаясь пронзить кого-то. Зал взорвался, бешено аплодируя.

И в этот момент вспыхнул свет. Аплодисменты обрушились новым шквалом — и Клим, щурясь от неожиданного потока, ударившего в глаза, увидел у самой сцены кудлатую голову Лихачева, который с каким-то неистовством бил в ладоши, и улыбающееся, восторженное лицо Майи и звездную россьпь чужих и знакомых глаз.

Засунув руки в карманы, Шутов угрюмо смотрел в клокочущий зал. Если бы они знали, кто дал им свет!..

— Вам угодно продолжать, господин адвокат? — спросил Игорь.—Хотя, кажется, подсудимые отказываются от вашей защиты...

Снова раскаты смеха, хлопки, одобрительная дробь, выбиваемая каблуками... Это уж слишком жестоко,— подумал Клим с великодушием победителя. Тусклая улыбка застыла на губах Шутова, и среди возбужденных возгласов, веселого шума он казался тусклым, как язычок догорающей лампы.

Но он сам добивался этого!..

Никто не расслышал ответа Шутова на реплику Игоря.

Турбинин поднял руку: