Кто если не ты

— Такое и не такое,— твердо сказал Клим: — Все человечество мы делим на два класса: на людей и на мещан.

— Понятно,— сказал капитан.— Значит, решили поправить марксизм?

— Не поправить, а продолжить,— сказал Клим.— Продолжить.

И чтобы его слова звучали весомее, прибавил:

— Марксизм — не догма, а руководство к действию.

— Очень интересно,— сказал, капитан.— Так что же, все-таки, у вас за мировоззрение?

Он колебался. Капитан ждал.

— Мы считаем, что наступило время для третьей революции.

— Вот как? Это что-то новое.

Клима уколола усмешка, с которой капитан отнесся к его словам.

— Совсем не новое! — воскликнул Клим запальчиво.— Еще Маяковский писал: 

Взрывами мысли головы содрогая,

Артиллерией сердец ухая,Встает из времен революция другая —Третья революция — Духа!

 Еще Маяковский!.. И правильно! В семнадцатом свергли капитализм в экономике, а мы должны разбить его в чувствах, мыслях, морали! Разве не так? Разве мещане сдадутся без боя?..

— Значит, вы хотели начать... эту революцию?

— Мы решили бороться. Мы не могли сидеть сложа руки!..

— И что же?..

Клим поморщился, вспомнив о диспуте в пятой школе.

— Это слишком длинная история, товарищ капитан...

— А вы расскажите. У нас есть время...— он поднялся, зажег свет.

В кабинете с голыми неприкаянными стенами стало уютней, теплее.

— Так я слушаю вас, товарищ Бугров,— капитан пододвинул на край стола пачку папирос.— Вы курите?

— Нет, что вы! — Клим вспыхнул от смущения и признательности за то, что с ним обращаются с уважением, как с равным.

Клим не признавал авторитетов. Многих удивляла самостоятельность его поступков, категоричность суждений. Но в глубине души Клима жила постоянная, томительная тоска — тоска по умному, опытному, всеведущему человеку... Он ждал: однажды явится этот человек — и тогда все прояснится, и распутается дьявольский клубок, именуемый жизнью!

Капитан оказался первым, кто не мешал ему выговориться до конца. Он боялся лишь одного: чтобы тот не прервал его. Тут было все: и недовольство современной литературой («Настоящий сироп, верно, товарищ капитан?»), и то, какой должна стать мораль при коммунизме, и то, как они с Игорем сочинили комедию и что получилось из их великого бунта...

Капитан слушал длинную, сбивчивую речь с ненаигранным интересом, его утомленное, землистое лицо посветлело, морщинки на лбу разгладились, он кивал, улыбался с возбуждающим доверие и откровенность юморком.

— Теперь вы понимаете, какое у нас мировоззрение, товарищ капитан?...

Клим смолк, с нетерпением ожидая ответа. Капитан сделал какие-то пометки в лежавшем перед ним листе бумаги, отбросил перо, потер весело руки.

— Да-а, это вы здорово придумали... Целая система взглядов, а?..— он прошелся по кабинету, одобрительно посмеиваясь, потом присел на подоконник, задумчиво потрогал переносицу:

— И вас обвинили... Обвинили...

— В клевете на советскую молодежь! — подсказал Клим и рассмеялся.

Раньше эта фраза вызывала в нем ярость, но сейчас, в разговоре с капитаном, он ощутил весь ее очевидный комизм. И капитан — тоже.

— Да,— сказал он, сокрушенно покачивая головой.— Да, да, да. Значит, в клевете... В клевете на советскую молодежь... Хотя вы....

— Хотя мы и не думали клеветать! Разве мы не знаем, что советская молодежь...

— Да, — сказал капитан, прикрывая глаза и как бы заранее соглашаясь со всем, что еще только намеревался объяснить Клим. — Да, да, да...— Потом вспомнил:

— Как это у вас в комедии... Фикус, Медалькин, Богомолов?.. Это кто же такие?...

— Как — кто? — удивился Клим. — Наши герои... Отрицательные персонажи...

— Да-да, отрицательные персонажи... Так вот.... Кто же такой Богомолов? Это, что же, ученик есть такой у вас — Богомолов?

Видимо, капитан сам чувствовал беспомощность своего вопроса, он добавил:

— Я ведь не литератор, не знаю, как это получается в процессе творчества... Вы что, списывали с кого-то, например, того же Богомолова?

— Нет, что вы! — Клим снисходительно прощал капитану так искренне признаваемую неосведомленность в творческом процессе.— Конечно, мы не списывали! То есть в какой-то степени... У нас были прототипы. Скажем, наш комсорг Михеев. Притворяется идейным человеком, а на самом деле трус, лицемер и подхалим. Его ничто не интересует, кроме своей выгоды. Понимаете, ему важно не то, какую он пользу принесет, а как его райком оценит. Райком или директор, или классный руководитель — вот и все!.. Кое-что мы и взяли от него для нашего Богомолова...

— Так вот вы бы и назвали своего героя не Богомолов, а Михеев,— наивно предложил капитан.— Чтобы все знали, кого вы имеете в виду...

— Да разве Михеев — один такой?..

— А что — нет?

— Конечно, нет! И мы хотели всех заставить подумать, мы хотели создать тип!

— То есть сделать из частного явления типическое?..

— Верно, товарищ капитан! — обрадовался Клим. — А говорите — не разбираетесь!

От него не ускользнула неточность употребленного капитаном выражения, но спорить, по мелочам тем более, было неловко, он лишь незаметно его поправил: