– Теперь у нас есть всего несколько часов до того момента, когда сюда за добычей по маячку прилетит корвет. Остатки экипажа выйдут на край обрыва. Просто не смогут не выйти. И если мы не найдем и не убьем до этого времени «королеву» этого муравейника, они погибнут вслед за своими товарищами.
Ариэль перестал беспомощно тыкаться шлемом в собственные колени и показал жестами, что хочет его снять, потому что ничего не слышит. Убийственная звуковая волна, почти догнавшая их возле входа в грот, ослабла, теряясь в скальных отражениях, но наверху действительно все было уже кончено. Хоаххин помог Ариэлю снять его шлем и жестом указал на индивидуальную аптечку скафандра.
– Что? И скафандры не спасают?
Уголь почти кричал, явно не слыша самого себя. Он накладывал раненому на сломанный нос шипящую обеззараживающую медицинскую пену и жестами показывал Боцману, что хватит уже точно такой же пеной пачкать его собственное лицо. Боцман с выпученными глазами и брызгающим во все стороны медицинским тюбиком продолжал тыкаться своими руками в Угля.
– В точке атаки или рядом с ней нет. Тем более что кристаллы экрания значительно усиливают этот эффект.
Хоаххин отошел от ребят в сторону и постарался привести свои мысли в порядок. Когда-то, очень давно, кто-то из его врагов перед собственной смертью сказал ему, что он, Хоаххин саа Реста, и есть сама смерть. Потому что эта участь упорно преследует всех, кому было суждено с ним столкнуться лицом к лицу. Преследует, не щадя ни правых, ни виноватых. Как бы он сам хотел, чтобы все это было неправдой. Но, к сожалению, враги иногда бывают намного честнее друзей. И тем более честнее тебя самого…
Глава 5
«Кто есть кто»
«Вода в сосуде прозрачна. Вода в море – темна. У маленьких истин есть ясные слова; у великой Истины – великое безмолвие».
Она гладила его по голове и ласково приговаривала:
– Ты мой маленький, ты мой хороший. Кушай, Хоххи, кашку, кушай. Не трогай ты этих жуков, они горькие и противные…
Потом ее ласковые руки окунали его шершавое тельце в тазик с водой и намыливали попу теплой, мягкой губкой.
– Вырос-то как. Кругленький стал, тяжеленький.
Потом эти же нежные руки укладывали его на чистое, хрустящее от свежести белье, а губы шептали чуть слышно какие-то ласковые слова. Сон накатывался теплой волной. Суетливые муравьи, конечно, продолжали таращиться на корешки, бабочек и червяков, но приходящие от них образы расплывались в томительной неге снов, перемешивались с ними, превращаясь в сказочные города и волшебные страны…
– Я жду тебя… Милый мой Хоххи. Ты нужен мне…
Чья-то легкая рука нежно касалась его лба, щек, его плеч…
– Я буду для тебя заботливой матерью, любящей женой. Просто приходи ко мне и дай жизнь нашим детям. Им так нужна твоя сила. Твоя мудрость и настойчивость. Они будут достойны тебя. Весь мир склонится перед ними. Весь мир будет трепетать от одного лишь звука их голосов. Мириады наших с тобой творений восстанут из небытия, и начнется новая эра. Эра процветания и справедливости. Их эра…
Что-то толкнуло Хоаххина в голову. Жестко. Настойчиво.
– Проснись! Ну, быстрее! Просыпайся!!!
Детские сны, сотканные из невесомых образов, легкие, как парашютики одуванчиков, способны взвиться в воздух от малейшего дуновения ветерка. Но как не хочется их отпускать. Как не хочется возвращаться в эту страшную, жестокую и грязную реальность…
– Да что же это такое!
Звенящий детский настойчивый голос даже не просил. Он взывал, настаивал, требовал, слой за слоем срывая с полковника мягкую, обволакивающую сознание, липкую паутину.
– Хоаххин саа Реста! Острие Копья! Боец! Не спи! Замерзнешь!!! – и этот голос наконец-то вывел полковника из того мягкого и счастливого забытья, наполненного его самыми счастливыми воспоминаниями, в котором он едва не растворился… Чуть очухавшись, Хоаххин постарался мысленно «нащупать» своих друзей. Все они находились в таком же полуобморочном состоянии, как и он сам, до того момента, пока чей-то настырный разум не пробился к нему сквозь завесу небытия. Так что воспользоваться ни их помощью, ни хотя бы их глазами пока не представлялось возможным. Он перевернулся на живот и прополз на коленках по узкому коридору грота, пока буквально не подмял под себя два бесчувственных тела в комбинезонах. От тычков и пинков первым пришел в себя Боцман…
– Да что это за хрень такая! Какого дьявола ты меня долбишь башкой о кирпичи! Что тебе вечно неймется… Командир?! Извини. Не признал сразу.