После моей вступительной фразы, которую я придумал на ходу (надо же было как-то объяснить цель визита), Горбачев тут же взял беседу в свои руки. По видимому, он из числа людей, которые легко находят тему для общения.
Разговор естественным образом перешел на злобу дня. Горбачев заявил, что он не видит политических и экономических причин для развала Союза, что все дело в неукротимом властолюбии Ельцина, его нежелании иметь конкурентов. Ельцин даже не понимает, что значит «прекратить Союз», какой пласт военных, дипломатических, правовых проблем это потянет, сколько миллионов человеческих судеб перевернет…
Я согласился, что политика российского руководства замешана на авантюризме. Рано или поздно люди это поймут и тогда Ельцина, обманувшего народ, возненавидят куда более люто, чем ненавидят Вас… Бестактность, конечно, но мне захотелось сказать это Президенту СССР. В ответ – ни улыбка, ни усмешка – взгляд.
Почему распался Союз? Можно ли было это предотвратить? Горбачев повторил свою любимую мысль о пагубности насилия в политике. Я согласился, но с оговоркой: да, сейчас поздно, насилие уже не поможет. Но когда загорелся первый дом на деревне – 1988 год, Нагорный Карабах – надо было действовать жестче и использовать все возможности, чтобы загасить этот очаг. Горбачев тут же свернул эту тему, было видно, что она ему неприятна.
Далее речь зашла о ближайших перспективах. Я сказал, что самое страшное, что только может случиться – полное безвластие в стране, которое воцарится, если российская власть дискредитирует себя и ей перестанут подчиняться. Это будет настоящей катастрофой – ни Союза, ни России.
– Что же делать, собирать союзный Съезд? – спросил Горбачев. Я возразил: по-моему, это бесполезно, время упущено. Созыв съезда будет воспринят в республиках как попытка опрокинуть их решение, вступить в конфронтацию. Съезд, возможно, придется собрать летом или даже раньше, если начнется прямой развал государственных структур. Да и конституционные вопросы остались неурегулированными – если Союз на самом деле прекратился, это надо оформить по закону. Горбачев ответил, что надо подумать, а с последним согласился.
Во время нашего разговора Горбачева дважды отвлекал телефон, точнее, электрический сигнал на большом пульте слева.
Затем подошел с запиской секретарь. Горбачев прочитал записку, сложил ее вдвое, вздохнул:
– Просится Собчак, у него самолет. Если хотите, можете подождать, минут через 15–20 продолжим.
Пережидать Собчака мне показалось излишним:
– Не стану отнимать у Вас время.
– Заходите, всегда буду рад Вас видеть.
В приемной, действительно, сидел, прикрывшись газетой, Собчак. Памятуя о его ярком выступлении в поддержку Беловежского соглашения, я меньше всего ожидал его здесь увидеть. Пришел добить, наговорить гадостей? Вряд ли. Стало быть, извиниться, оправдаться, отмолить грех на будущее?.. Попрощавшись с секретарем, я закрыл дверь приемной.
Скользя по булыжникам Красной площади, я мысленно прокручивал только что состоявшийся разговор с Горбачевым. Может быть, надо было все же остаться? Зачем? О чем говорить с бывшим Президентом бывшего Советского Союза? Хотя, если бы удалось встретиться с ним в другое время и в другой обстановке, он мог бы рассказать, наверное, немало интересного…
Покачиваясь в вагоне метро и борясь со сном, навалившимся от переизбытка впечатлений этого безумного дня, я дал себе обещание, что когда-нибудь обязательно об этом расскажу…
Москва, Кремль, 13–16 декабря 1991 года
13 декабря состоялся телефонный разговор М. Горбачева с президентом США Бушем:
В Минске было сделано весьма вольное заявление, что Советского Союза уже нет. Но тогда, значит, нет и законов, регулирующих общественный порядок, оборону, границы, международные связи и т. д. и т. п… И это вместо того, чтобы с участием всех республик разработать все необходимые документы, обсудить их в парламентах, в общесоюзном представительном законодательном органе, который и примет решение о том, что Советский Союз прекращает свое существование, а Содружество начинает свою жизнь…
16 декабря состоялась встреча Горбачева с госсекретарем США Джимом Бейкером, посланным президентом США оценить ситуацию на месте. В начале беседы Бейкер откровенно заявил, что формула СНГ не кажется ему слишком продуманной: «Важнейшая из загадок для меня – как собираются десять государств иметь самостоятельные внешние политики и общую оборонную? Кто будет отдавать команды верховному главнокомандующему?»
В ответ Горбачев начал жаловаться: