Деда по материнской линии я так же ни когда не видел, и даже не знаю когда он умер. Бабушку же застал; она умерла году в 70-м, дожив до глубокой старости. Мне исполнилось 15 лет, и это были одни из первых похорон в моей жизни, потому и запомнились. Случилось это в августе месяце; стояла тихая, теплая погода. Нас патцанов послали нарвать «богородской травки» ( чабрец). Мы и пошли не далеко, за Камышитово. Не спеша нарвали душистой травы; поговорили о том о сем. Возвращаться не хотелось, потому не спешили.
Помню суетливого фотографа, зачем- то приглашенного на похороны. Помню путь пешком на кладбище. Бабушку жалко не было – пожила долго, отмучилась. Уже тогда интуитивно я понимал, что хоронят бездыханный труп, почти не имеющий отношения к умершему человеку. Видел лицемерие причитающих женщин; и не терплю вопли над покойными по сей день.
Вспоминал как бывало мама посылала меня отнести ей не много стряпни: пирожков ли , блинов, шанежек; если мама что то пекла, то обязательно отправляла гостинец бабушке. Жили они с незамужней тетей Физой не далеко от нас, на одной улице. Надо сознаться, что поручения эти выполнял я с неохотой; хотя бабушка встречала всегда приветливо, угощала, припрятанным на этот случай яблочком или конфеткой. Мне было скучно, и выполнив поручение, я поскорее сматывался домой.
Детство мамы
Надя скорым шагом, где и в припрыжку, не обращая внимания на боль в ушибленном и ободранном колене, поспешала с заимки домой. Теплое майское солнышко клонилось к закату. Проселочная дорога, заросшая муравой и подорожником, вывела из березового колочка на простор покосов. Невдалеке, прямо на почерневшей от дождей копёшке прошлогоднего сена, сидела красивая серая овчарка. « Дай позову, может приманю. Будет жить у меня на заимке». – Подумала девчонка. « Нох, нох, Серко. Иди ко мне, не бойся. Нох-нох!» – Волк( а это был молодой волк) поднялся на ноги, удивленно и настороженно посмотрел на Надю, огляделся кругом, соскочил с копны и неторопливой рысцой ушел в лес. « То ли она в лесу живет. Может одичалая какая ?» Девочка махнула рукой, вытерла потный лоб своим сереньким ситцевым платочком и продолжила вовсе не близкий путь.
На родной улице, заросшей муравой не хуже лесной дороги, стояли, как Бог на душу положит рубленые пятистенки. Некоторые крыты тесом, другие и вовсе соломой. Ограды и огороды из осиновых жердей или плетни из тальника, на покосившихся кольях.
Прямо возле ворот родного дома, на вытоптанной до пыли босоногой ребятней площадке, шла битва в бабки. Младшие братики Мишка и Митька были конечно тут, в центре событий, и горланили больше всех. В сторонке, на скамеечке чинно сидели рядком соседские девчонки. С ними сестра Физка, одиннадцати лет от роду, с двухлетним братиком Колей, и пятилетняя сестренка Дуся . Ну, стало быть все в сборе, вся орава.
Братики, сестрицы увидев Надю, кинулись навстречу. Девочка кого – то приобняла, кого – то похлопала по спине; не спеша сняла с плеч, плотно набитую, холщевую сумку, села на скамейку, развязала шнурок. «Налетай, я сегодня добрая.» Сумка была полна польскОго лука и листьев щавеля. Ребятня, и свои и чужие, толкаясь набирали полные горсти. Тут же лупили, не позаботившись помыть. – « Э, будет уже . А то и на пирожки не оставите». -
Дома не утерпела, рассказала отцу: « Папка, каку я красиву собачку видела. Думаю приманю. Звала звала, а она в лес убежала. Толи там живет?» « Каку это собаку? – насторожился Ефим- Расскажи». Надя рассказала. Отец выслушал внимательно, но ни чего не сказал.
–«Надюха, посмотри баню. Подкинь». – Командовала мама, не отрываясь от стряпни.
«Физка, ты чё не поливалась ещё? Ну – ка, бегом. Скоро в баню, а ей хоть бы что». -
Анфиза вышла на улку, быстренько выдернула братёв из игры.
– Пошли поливаться! Бегом, я сказала.
–Дай бабки –то собрать. Кон не доиграли. Вот где мой панок? -
Парни нехотя, обиженно сопя носами, поплелись в огород.
Надя побежала в баньку. Проверила пальцем горячую воду, заварила щёлок. Долила холодненькой. Отворила дверцу печки, подкинула в топку пару – тройку берёзовых палешек. – « Ну вот и ладно. Через полчасика можно идти.»-
В первый жар мыться – париться идут мужики, отец с сынами. Парни уже большие, шесть и семь лет, потому с мамкой баниться не могут. Тянут с собой и маленького Колю. Нечего с бабами, мужик пусть привыкает. После них отправляются мамка с девками. Баня не очень большая, но позволяет мыться одновременно трем – четырем человекам. Так что в две смены попарились все.
Мамка, отдохнув не долго, еще распаренная краснолицая, поднялась однако собирать ужинать. Некогда рассиживаться. Надя подхватилась помогать. Чать не маленькая , двенадцатый годок миновал. Пирожки печь не стали, некогда возиться. Отложили на завтра, на воскресенье. Не скоро напечешь на такую – то ораву.
– А ты, девонька, где это ободралась – то? И коленка и рука; упала что ли как?
–«Упала». – Смеясь отвечала Надя. – «С коня, когда боронила».
– Да что ты?! Господь с тобою. Как конь – то не понес? Ить он тебя бороной мог порвать всю! Как же ты?