– Да уснула. Разморило на солнышке. Да нет, Карька он спокойный. Шагу не шагнул, стал и стоит как вкопаный.
– Ой, Наденька, ты уж как ни будь осторожней. И так душа по тебе изболелась.
– Да ни чё, мама, не бойся.
– Надя беспечно улыбалась во все тридцать два зуба.
Сели ужинать. Орава дружно заработала ложками. Баловаться за столом, смеяться даже нельзя. Можно получить от отца деревянной ложкой по лбу. Семья не голодала, питались сытно. Ефим хотя и не мог работать тяжелую работу. Болел давно, уже несколько лет – сказывалось ранение, полученное еще в германскую войну. Однако надыбал прибыльное дело – «маркитанничал». То есть закупал мясо в Баево и окрестных селах, и возил в город Камень на Оби. Снабжал стало быть тамошнюю воинскую часть. Подмазал видимо кого следует, умел поделиться с нужным воинским начальством. Потому проблем со сдачей, с ценами не было. Красноармейцы, народ всё молодой и здоровый мяса потребляли не мало, работы поставщикам хватало. Много он не зарабатывал, но семья, во всяком случае не бедствовала.
Лежа в постели, уже засыпая, Надя нечаянно услышала разговор родителей. Папка говорил тихонько:
«Не над бы её одну на заимку отправлять. Ещё волчишки напугают».-
Надю будто кипятком окатили. – «Так это значит был волк, на копне- то?! Ужасть!»
– Дак как не отправлять – то? Вот вить горе.
–Горе. – соглашался Ефим.
С той поры девочка бегала на заимку бегом, как на крыльях летела, ног под собою не чуя. Лишь бы скорее добежать.
Девушка на выданье
Вечером деревня успокаивалась, затихала, отдыхала от бесконечных крестьянских забот. Солнышко садится, после дневного зноя особенно приятна прохлада. Тишина, где – то лениво тявкнула собака, и опять тишина. Вдруг тихонько заиграла гармонь далеко на Ленинской. Её услышали парни и девчата стоявшие стайкой на улице Колядо. Среди них и Анфиза с Надей. Дусе, по малолетству ходить на гужовки запрещалось. Братья то же пока не интересовались песнями и плясками под гармонь. Надя из-за природной скромности не любила эти гульбища, но вынуждена была не пропускать ни одну, из-за необходимости присматривать за младшей сестрой, отличавшейся повышенным интересом к противоположному полу. Не далеко и до беды; как бы не принесла в подоле внучка дорогим родителям. Мария Кузьмовна не уставала стращать и уговаривать девонек вести себя прилично. Видела, что на Физку эти речи не производят ни какого впечатления, потому больше надеялась на Надю.
– Не спускай с её глаз, с вертушки. Ежели что, гони домой. Ох, Господи, помилуй.
–Как гнать-то ? Что она корова ли чё ли? -
–Вот – то и беда. Коли родилась тёлочка с белым пятнышком во лбу, с етим пятнышком она и умрет.-
Услышав гармошку на соседней улице, девушки заволновались.
–Где же наш Васька – то? Толи спит, черт рыжий?
–Да вон он догоняет. Будет он тебе спать как же!
– Васенька, милый, заводи подгорну.
Девушки повисли на плечах гармониста с обеих сторон. С одной Валька , а с другой Физка. Гармониста не надо упрашивать, растянул мехи двухрядки, и запели оба: и гармонист и гармонь.
– «Эх, подгорна ты подгорна, широкая улица. По тебе ни кто не ходит. Ни петух ни курица». -
Потихоньку подавались всей ватажкой вверх по переулку.
– «Гармонист, гармонист, положи меня на низ. А я встану погляжу, хорошо ли я лежу». – Смех. На перекрестке, на Ленинской уже и встретились с барабинскими, четверо парней и среди них задиристый Стёпка Санников, и две девушки. Стёпку Надя побаивается, а он как нарочно именно ею и интересуется – плясать завет и так с разговорами пристает. Гармонист у них Ваня Кузнецов. Парень симпатичный добрый, покладистый.
Гармонисты завели плясовую на двух гармонях. Колядинские девчонки запели частушки:
– В Барабе там бугры ямы,
А мальчишки грубияны.-
Барабинские им встречь отвечали вежливо, ласково даже:
– А на Гриве бугры кочки,
А девчонки как цветочки. -
Петь частушки стоя столбом, не будешь. Потому пошла и пляска, «с топаньем и свистом».
Чинно выплывала в круг очередная певунья.
– Не ходи милый по саду,
Не ломай окацию.
Про тебя и про меня
Пустили провокацию. -
Широко разводя руки и выкаблучивая, следом шел парень в яркой, синей рубахе, в начищенных хромовых сапогах.
– Мою Дашу только тронь -
Вся пылает, как огонь!
Потому я с ней в стогу
Обниматься не могу. –
– У вас улочки прямые,
ЗаУлки косоватые.
Нам нельзя по ним ходить:
Соседки зубоватые. -
Между делом ведутся там и сям разговоры; есть девушки, для которых почесать языком главная радость в жизни, и танцев не надо. Несколько девушек сидят на скамейке возле чьего – то дома. Разговаривают.
«Надюха, ты говорят в колхозе работаешь?» – Спросила барабинская Наталья, дева стройная красивая, черная волосом, круглая где надо.
«Ну да. А больше и некому изо всей семьи. Папка болеет, а ребятня мал мала меньше. Я самая старшая».
– Болеет, болеет, а ребятишек делает исправно. Сколько у вас?
–Шестеро , со мной.
–Во-во, я и говорю. У нас отец откручивался сколь мог от колхоза – то. Да пошел и вступил. Говорит иначе нельзя. Худо мол будет, могут раскулачить и выслать в Нарым.
– А ково у вас кулачить-то? Потеха, нашлись богатеи.