Кто я?

Через день я сдавал физику. Взял билет и не поверил глазам своим: вторым вопросом стояла тема из моей полупропущенной лекции. Помянул не добрым словом Андрея – змея, и коньяк Вуколовский. Однако, подготовился и пошел отвечать. Преподавателем нашим и экзаменатором была милая женщина средних лет, симпатичная. Она не могла понять почему я бойко освещая тему, вдруг споткнулся и начал путаться. Пыталась помочь наводящими вопросами, не помогло. Расстроилась: «Так хорошо все изложили, а это место почему-то не выучили. Давайте поступим так, завтра придете на пересдачу. Других вопросов задавать не буду! Ответите на этот и ставлю четверку. – Не могу, – отвечал я печально – сегодня в ночь у меня поезд, уезжаю на каникулы». Билеты на поезд в те времена купить было не так-то просто, особенно в периоды большого пассажиропотока. Например, во время каникул студентов.

– В таком случае получайте три балла и езжайте на ваши каникулы.– Она сама расстроилась больше моего. – Ладно, ставьте. – Я вздохнул, взял зачетку, попрощался и вышел из аудитории.

Так, теперь в общагу. До поезда несколько часов, но и дел еще вагон и маленькая тележка. Следовало поторапливаться.

В ночь мы с моим другом Вовкой Левенко были уже в плацкартном вагоне поезда №95 « Москва- Барнаул». Хорошо спится под перестук колес в покачивающемся вагоне. Особенно когда совесть чиста и нет на душе камня в виде не сданных экзаменов и зачетов. Одна заноза из-за этой несчастной тройки. Мог ведь сдать спокойно на четверку. Да.. а если повезло бы с билетом, вообще мог получить пять баллов. Да не повезло, …что тут поделаешь.

Военная кафедра

По пятницам у нас была военка. Являлись к восьми утра в темных костюмах, в белых рубашках и галстуках. В коридоре военной кафедры, занимавшей весь пятый этаж, строимся в две шеренги; дежурный офицер орет «смиррр-но», печатая шаг, подходит и рапортует начальнику кафедры – престарелому полковнику. Затем командует:Первая шеренга, два шага вперед. – Парни выполнили команду и упирлись носами в стену. – Вторая шеренга, кру-гом- и вторая шеренга оказывается в таком же положении, только у противоположной стены. По образовавшемуся коридору идут офицеры, смотрят наши прически; если волосы у кого-то длиннее, чем по их мнению допустимо, парень немедленно отправляется в парикмахерскую.

Затем идут занятия в аудиториях: организация войск, хим. и радиационная защита, сборка и разборка оружия и пр.. Во внутреннем дворе, на асфальтовом плацу неизбежная шагистика. Плац не просматривался с улицы, но прекрасно виден из окон корпуса. Оттуда на наши экзерсиции любовались любопытные девчонки.

Общие тетрадки, в коих мы пишем, являляются секретными. К секретности этой сами наши майоры относятся с нескрываемым сарказмом. « Американские ЦРУшники знают о советской армии все, кроме двух вещей – какая у наших офицеров зар.плата и когда они ходят в отпуск». Однако, когда однажды друг мой лучший Жаткин по рассеянности не сдал тетрадочку эту секретчику на время обеда, узнали мы, что шутки с этими вещами плохие, не смешные. Не успел он войти в дверь после обеда, как арестовали его офицеры и препроводили прямо в секретную часть, где он три часа в устной и письменной форме объяснял куда он носил секретную тетрадь и кому ее показывал. Учили в общем уму разуму.

После четвертого курса вывезли нас в летние лагеря под Чебаркуль. Переодели в форму образца 45-го года. Вот, поставили мы по ранжиру палатки, оборудовали столовую – две большие палатки, огражденные рвом, оборудовали отхожее место; и стали служить не за страх, а за совесть.

Гоняли нас по полной, а кормили плоховато, хотя и по офицерской норме. Дело в том, что повара, и водители трубовозов были срочниками и любили вечерком закусывать водку тушенкой, наши майоры то-же. В результате съедали большую часть тушенки этой, предназначавшейся для питания аж двух рот молодых, здоровых курсантов. Наряд по кухне, ко всем бедам еще и так безобразно чистил картошку, что половина уходила в очистки. В результате получали мы на ужин, например, три ложки картофельного пюре со следами тушенки и чай с куском хлеба с маслом. Хлеборез-же в довершение всех бед одну булку хлеба резал на девять частей, другую на одиннадцать а ни как не на десять. В результате либо одному бойцу не хватало куска хлеба, либо один кусок оказывался лишним. Весь бардак этот происходил после дня тяжелых занятий на жаре. Дело чуть было не дошло до бунта, погудели в строю; забегали офицеры, повар – срочник, «чурка» пообещал отравить нас перед отъездом. Однако порядок навели, стали мы питаться получше.