Кто я для себя

На обратном пути отец напился в кабачке на небольшой железнодорожной станции и подрался с парочкой местных олухов, один одноглазый и хромой, второй щербатый, потому что те смеялись над нашим городским видом… Думаю, это был единственный момент, когда я гордился отцом, если это вообще был мой отец, а не какой-то случайный прохожий, который им представлялся. И не знаю, сколько лет после этого должно было пройти, чтобы однажды ночью, перед тем как заснуть, выключив телевизор, я окончательно понял: все, что с нами происходит, это плод необъяснимых случайностей, которые мы потом напрасно пытаемся понять и придать им смысл, в попытках избежать боли и рационализировать ее. Это просто-напросто так, мы никоим образом не можем повлиять на то, что нас определяет. К примеру, кто нам отец, любит ли нас некая Анна или нет и, в особенности, почему мир делает нас несчастными, если мы ему ничего плохого не сделали.

Максимум, что можно сделать, это пойти на рыбалку.

С Зекичем, само собой. Это подразумевается.

Я знаю, что он скажет, когда мы прибудем на место:

— Эх, Аркадий, в пропащем государстве даже рыбы нет.

Я ничего не отвечу. В жизни я преуспел во всем, кроме ловли рыбы в том количестве, в каком мне хотелось бы.

Но я это наверстаю, однажды.

Все остальное — межвременье. Долгие перекуры между двумя выездами к воде.

Нам будет хорошо, Зекичу и мне, на этих семи озерах, мы прекрасно будем тратить сегодняшний день, наблюдать за облаками и немного разговаривать, больше сами с собой, чем друг с другом. Если что-нибудь поймаем — прекрасно, а если нет — тоже хорошо. Мы ходим на рыбалку не для того, чтобы что-нибудь поймать. Зекич давно меня научил, что на рыбалку ходят не для того, чтобы поймать какую-нибудь рыбу, а чтобы понять, чего же хотел Бог, сотворяя нас. На рыбалку ходят для того, чему нет названия и чего даже инопланетным существам никак не понять.

Ну вот, такова, в целом, моя веселая жизнь, ни много ни мало. Одним словом, сносно. В сущности, я ни с кем не хотел бы ею поменяться, понимаете? Кто знал Анну, и кто знает Зекича, тому довольно.

По крайней мере, мне — да.

А про отца меня не спрашивайте. Ни да, ни нет, ни больше, ни меньше. В любом случае, им я всегда был сам себе.

Лето @Перевод Жанны Перковской

Непогода вызвала в приморском поселке смятение. Июль только-только достиг своей середины, но, несмотря на это, под гнетом тяжелых, стремительно летящих по небу туч, под порывами ветра и потоками воды, под громами и молниями, ударявшими в окрестные холмы, все задумались — уж не подошел ли сезон к концу.

Большинство отдыхающих в этом уголке у залива, меж отвесных скал и мелководья, на узком плато, вмещавшем всего два ряда домов, коротали первый дождливый день в надежде на то, что ненастье пройдет так же быстро, как и разразилось, надо лишь немного потерпеть. Кто-то отправился в близлежащий город и тут же поспешил обратно — сырость и скука проникали в кости, музеи не работали, а рестораны были до отказа забиты пассажирами круизных судов и яхт. Засев по домам или снятым комнатушкам, люди старались хоть как-то развлечь себя, изобретая всевозможные способы убить время, что, впрочем, не составляло особого труда, ибо любой отпуск, а тем более продолжительный ежегодный, и сам по себе является периодом великого замедления и праздной траты времени.

Иные пожилые пары вдруг вспомнили о том, что когда-то у них было и такое занятие, как любовь. Морщинистая, дряблая кожа, ненадолго разглаженная морем и солнцем, вдруг начинает казаться — именно казаться — столь же манящей, как прежде, и накатывает — ненадолго, чтобы тут же схлынуть, — волна плотской страсти, когда объятие и проникновение вновь обретают причину и цель, создавая иллюзию возрожденной близости. Что же касается отпускников более юных, то они начали приступали к любви немедля и самозабвенно елозили по простыням, наводняя округу прерывистыми вздохами, позабыв о завтраке, обеде и ужине, от самого пробуждения и до погружения в сон. Те, кто к любви не тяготел, похваливали друг друга за то, что предусмотрительно уложили в багаж теплые вещи — спортивный костюм с начесом, свитер или плотный пуловер, так что теперь, подолгу сидя на крытой веранде и слушая шум дождя, можно не зябнуть и даже, напротив, наслаждаться комфортом и романтикой. Многие обратились к легкому летнему чтиву — на море все должно быть легким, включая музыку и необременительные романы, — а натуры более нервные нетерпеливо и бесцельно перескакивали с одной телепрограммы на другую, пеняя при этом, что вот, мол, каналов куча, а посмотреть толком нечего. То ли дело, когда у тебя в телевизоре один-единственный канал, и тебе не остается ничего, кроме как прилипнуть к экрану и бездумно-безропотно поглощать все, что дают, утоляя свою потребность в ежедневном вливании разноцветных картинок, на которых жизнь предстает красочной и динамичной, в то время как на деле она не что иное, как долгое и нудное, понурое ковыляние к финишу, к которому никто не стремится, но каждый приходит.