Рабочий день давно кончился, окна в конторе темны и пусты, двери на запоре, Банзая давно уволили по сокращению административных штатов. Пошёл я восвояси. И дома никого. Открыл дверь, зажёг свет, пахнуло застоявшимся нежилым духом. На столе малюсенькая писулька: «Спасибо за приют. М.» Спасибо за спасибо, ну и слава богу, что нет. Не осталось у меня никаких сил ни на невесту, ни на Лунную. Разогрел кашу с тушёнкой из последней оставшейся банки, навернул, запил пустым кипятком и на боковую. Долго не мог заснуть, привыкая к мягкой постели и непроизвольно выискивая удобное положение для костей. Ясно, что Марье, т.е., Маше неудобно стало мозолить глаза злоязычному бабью, вот и ушла. Завтра схожу в больничку, выяснимся, дело поправимое, но вот зачем меня Король выдернул с участка? Не мог разве на буровой сказать о передаче материалов, там бы и о сроках договорились, и не надо было бы ехать сюда и терять драгоценное время. Не жалеют начальнички ни сил, ни времени подчинённых. Ему что – наклюкался, рыбы набрал и домой, а мне, бедолаге, - мотайся туда-сюда по его капризу. И когда эта маята, наконец, кончится, когда я, наконец, замру Розенбаумом за камеральным столом над моделями? Всё, и начальником отряда, мальчиком на побегушках, не хочу быть. Хватит, откажусь – только оператором.
Если все летние дни были хотя бы в полоску, зеброй, то этот – сплошь чёрным, сажистым. Густо темнеть начало с лаборатории, в которую я помчался первым делом. Начальник лаборатории на моё запыханное требование немедленно выдать анализы наиважнецких проб строго и равнодушно посмотрел поверх очков, сползших на кончик носа, не отвечая, полистал какой-то журнал и сообщил пренеприятнейшее известие о том, что таких проб на сжигание вообще не поступало. При-е-ха-ли! Как так, завожусь, их должен был сам Рябовский сдать. Начлаб ещё раз спокойно посмотрел на меня, но уже через очки и пошёл наружу, а я, не отставая, за ним, и там, под навесом, мы и обнаружили несчастные пробы, отобранные моими трудовыми мозолистыми руками и вынесенные горбатой пролетарской спиной. Их, объясняет, надо оформить как полагается, и недельки через две-три получите результаты, если начальник партии наложит резолюцию о срочном исполнении заказа. Ушёл он в лабораторию, а я поник в полнейшей прострации, и только одна мысль метрономом лупит по мозгам: передачи материалов не будет, не будет и моего месторождения. Выходит очкарик, подаёт бланк, но, видя мою беспомощность, заполняет сам торчащим за ухом чернильным карандашом, проверяя номера проб, написанных Сашкой на мешках. Идите, советует, к Шпацерману.
У Шпаца – Зальцманович. Здороваюсь, буркая.
- Поздравь, - говорит начальник, показывая глазами на Сарнячку. – Сарра Соломоновна приказом по экспедиции назначена исполняющим обязанности техрука партии.
Вот и ещё одна тёмная полоска приложилась к лабораторной.
- Сочувствую, - не уточняю кому и кладу на стол заявку.
- Ненормальный! – вскипает новая мыслительница и выскакивает за дверь. Я никак не реагирую, у нас с ней давно установились прочные отношения, которые никакими должностями не изменишь. Трудно ей, дуре, будет со мной, умным, нельзя, чтобы подчинённый был умнее начальника.
- Да… - тянет Шпац, провожая глазами неуравновешенного технического помощника. – Шмыганули жиды – слышал? – остался старый еврей, - он хмыкнул, не разжимая рта.
- А кто ещё, кроме Когана? – интересуюсь, жалея, что Сарнячка не шмыганула.
- Трапер с Рябовским, вся техническая троица. Чёрт с ними, - отметает дезертиров мощной рукой. – Что за пробы? – берёт заявку в руки. Объясняю суть дела, сообщаю требование Короля о срочной – в пять дней – передаче материалов по участку Угловому.
- Иначе, - пугаю, - не избежать неприятностей от экспедиции, а может быть и от Управления.
- А-а, - опять мотает рукой, - неприятности обязательно будут, если не кончим участки. Как там у тебя, надолго застряли?
Обещаю – опять обещаю! проклятая доля начальника участка! – завершить работы за неделю - дней за десять, если не помешает снег.
- Вот, - подтверждает он, - если… Так что, давай-ка возвращайся на участки, а передачей материалов займётся Зальцманович, ей по должности полагается.
Я молча соглашаюсь, а он, наверное, не знает, что плохо иметь умного подчинённого.
- Вы, - прошу смиренно, - скажите ей сами, пока я здесь. И Королю сообщите на всякий случай по телефону.
- Ладно, - соглашается, - позови Сарру, - ставит резолюцию на заявке и отдаёт мне, а я опрометью бросаюсь выполнять важное распоряжение. Да и подумать надо, как быть в новой матовой ситуации. Только в дверь…