Марья – не Машенька, а Марья! – не пришла. И не думает о полусвихнувшемся женихе, все мысли о лекарствах да ядах. И вообще: известный научный сотрудник и неизвестный фармацевт как-то не сочетаются. Была бы родственной душой, почуяла бы, что я здесь, и примчалась. Ну, и я к ней не пойду, нечего раньше времени баловать. Бабы, они только и ждут, когда можно будет на шею взгромоздиться. Не пойду – выдохся до изнеможения. Шкура от костей отстаёт. Попробовал оттянуть – и правда, отпустил – хлопнула как резинка. Зевота начала одолевать на нервной почве. Ухайдакали сивку длинные дороги. Посмотрел в зеркало – и правда, седина сплошь пробилась, потрогал – пыль на пальцах. И шевелюра не торчит по-боевому, как раньше, а улеглась покорно вперёд по Вась-Васевски. Да, кончились наши младые годы. Разделся и, не умываясь – хоть в этом доставить себе удовольствие, - грохнулся в постель и по-настоящему заснул.
К Королю притопал к восьми, отдал материалы, и мы вместе обстоятельно поразбирались в них. Приятно разговаривать с умным человеком. Не сомневаюсь, что у него такое же мнение. Сообщает как равному партнёру, что и в коренных породах есть аномальные концентрации рудных минералов, а это – наилучшее подтверждение скрытого оруденения. Будем бурить, обещает, проверять твои рекомендации, и солидарно жмёт на прощание руку.
Не заходя в контору, рванул на участки.
- 5 -
Дальше, собственно говоря, и рассказывать-то не о чем: всё хорошее случилось, а плохое кому интересно? У каждого и своего взахлёб.
У Бугаёва пробыл четыре дня, осталось нам всего-то на день, когда с утра разразилась поздняя осенняя гроза да ещё какая! Всё небо затянуло тёмными тучами, и плыли они как-то непонятно: в разные стороны и вразброд. Порывистый ветер часто менял направление, трескучий гром разрывал уши, а молний не было видно – обычное явление для осени. Дождь хлестал целый день и почти всю ночь с завидным постоянством. Всё вымокло и замолкло. На рассвете дождь перешёл в изморось и прекратился, тучи внезапно быстро рассеялись, небо очистилось, и сильно похолодало. Дождевая вода замёрзла сосульками на деревьях, а воздух стал прозрачным и опьяняюще чистым. К обеду солнце, расщедрившись, так пригрело, что хрустальные украшения заблестели и потекли, и опять наступила прохладная осень. Ни о какой работе в этот пятый влажный день и речи не могло быть. Оставил их кончать завтра, а сам, оскальзываясь на мокрой тропе и собирая на себя остатки влаги с веток, заспешил к маршрутным подопечным, пообещав Бугаёву прислать Горюнова, а им надо послать кого-либо на базу за машиной, вывезти вьюками всё имущество на буровую и – до дому, до хаты. Можно сказать, что этот конец я подчистил. Если не случится тайфуна или землетрясения. Чавкаю сапогами по грязи и, радуясь, вслушиваюсь в приятный скрежещущий рёв бульдозера, прорывающегося по новой дороге на Уголок. Может, удастся поприсутствовать при забурке первой скважины, а что будет не одна и не две, нисколечки не сомневаюсь, вернее, не даю воли сомнениям. У будки на буровой притормаживаю – как не заглянуть к соратникам по борьбе за богатства недр! Смотрю, Дмитрий со своим геологом копошатся в керне, всё ещё надеясь, наверное, найти хоть что-нибудь похожее на промышленную минерализацию. Зря стараются – сизифов труд, ребята! Свинью вам подложил горе-мыслитель и не какую-нибудь, а племенную. Не пачкайте руки, берегите для настоящего месторождения.
- Здорово! – подхожу, приветливо лыбясь. – Что новенького в недрах?
- Всё старенькое, - отвечает, пожимая руку будущей знаменитости. – Забурились прямо в аномалию, с самого забоя и по всему стволу прёт сильная колчеданная минерализация и бедная рудная. Зайдёшь?
- Нет, - отказываюсь с сожалением, - не успею к своим засветло.
- Слушай, - сообщает преприятнейшую новость, - на твоём участке я буду вести работы.
- Ура-а! – кричу, радуясь. – Как на площадке: я – тебе пас, а ты – с разгибом хлесть кола прямо в руду. Смотри не промахнись. – Дмитрий смеётся, довольный удачным сравнением.
- Какой пас будет, - отвечает, и мы оба смеёмся, довольные и встречей, и комбинацией на участке.
- Ладно, - прощаюсь с сожалением, - побежал. Увидимся в посёлке. – Спешу и думаю: Димка не подведёт.
Успел вовремя: моим молодцам осталось на два дня, сделаю контрольные маршруты, и можно благополучно отчаливать. Горюн на месте, разжёг около своей односпальной кельи костерок и, согнувшись в три погибели, что-то помешивает в котелке.
- Угостите? – подхожу. Он оборачивается, и медленная улыбка озаряет забронзовелое за лето лицо, почти скрытое пышной сединой.
- Здравствуйте, - протягивает руку. – Представьте себе, я только что думал о вас.
- Лёгок на помине, - характеризую сам себя. – Услышал, что вспоминаете, и вот он - я. – Профессор щурит добрые смеющиеся глаза под нависшими седыми лохмотьями бровей.
- Как оно ничего?