Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

Начинало по-осеннему медленно светать. Обнаружилось, что во дворе стояли, ёжась от холода, все наши ближние. Не увидел только Алевтину, Сарнячку и Кравчука. Ко мне подошли, встали рядом единой группой. Наконец, входные двери распахнулись, и трое чёрных и Шпацерман вынесли на руках гроб. Я подскочил, сменил начальника, и понёс последнее пристанище профессора к машине, чтобы отправить его в последний короткий маршрут. И вдруг случилось чудо! Я сам слышал, и другие слышали, оглядываясь, как заржали лошади в конюшне и застучали копытами, провожая любимого хозяина. Ну, как тут не навернуться слезам! Поставили гроб на машину, я без спросу залез следом, а за мной Хитров и двое духов. Шпацерман сел в кабину, и траурный катафалк медленно выкатил на улицу. Шофёр, за неимением прощального салюта, громко засигналил, и мы неспешно двинулись по просыпающимся улицам. Наши, которым запретили сопровождать, торопливо шли, почти бежали следом. Народ выходил из домов и понятливо провожал нас глазами. Люди подходили к отставшим и, наверное, расспрашивали из любопытства, кого хоронят так скрытно. Многие, заядлые рыбаки и охотники, хорошо знали нашего Горюна, знали и уважали умного человека за помощь, добрый совет, интересный разговор. Кладбище у нас расположено за другим концом посёлка, ехали долго, и всё больше жителей видело нас, и многие присоединялись к отставшим.

У ограды кладбища машина остановилась, и четверо своих, связанных тайной смерти усопшего, понесли гроб к готовой могиле, а чёрные архаровцы остались у калитки, не пропуская больше никого. Толпа всё росла и росла и, наконец, прорвав жиденький кордон, устремилась к нам и тесно окружила могилу. А мы уже опустили гроб вниз, бросили по кому земли и принялись, не торопясь, закапывать. Подоспевшие добавили свои комья, у меня отобрали лопату, и вскоре над могилой вырос аккуратный холмик. Один из духарей подошёл к Шпацерману и предупредил: «Никаких речей!» Кто-то взял меня под руку и прижался к боку. Я повернул голову и не удивился, увидев Машу. Обнял её за плечи, говорю:

- Он так хотел, чтобы мы были вместе, и вот его нет.

- Не говори так, - горячо возразила она, - он всегда будет с нами, - обрадовав тем, что мы думаем одинаково. И верно: почему только вожди должны жить после смерти, хорошим людям тоже надо.

Провожающие стали уходить, наши забрались на машину, остались мы с Машей как одно целое и Шпацерман.

- Ну почему понадобился инфаркт?! – взрываюсь я ни с того, ни с сего, взвинченный накопившейся нервной энергией.

- На убитого ссыльного, - глухо объясняет начальник, - надо заводить дело, искать убийцу, дело надолго зависнет, а так – естественная смерть, и дело – в архив.

- Но это подло! Безнравственно! – кричу я, не в силах сдержаться.

- Ты пока не знаешь реальной жизни, - чуть усмехается Шпацерман.

- Зато знаю, кто это сделал! – ору, совсем потеряв контроль над собой. – Так точно попасть в голову из дальних кустов можно только из винтовки с оптическим прицелом, а такая в посёлке есть лишь у…

- Замолчи! – заорал Шпацерман, повернув ко мне злое лицо. – Замолчи, - повторил он тише. – Горюнову не поможешь, а себе навредишь на всю жизнь. – Я остыл, но не согласен: если молчать, то ещё больше навредишь себе. – Пошли, - зовёт начальник, - нас ждут.

У калитки, когда Шпацерман поставил ногу на подножку, Маша говорит:

- Мы не поедем, мы пройдёмся, хорошо? – обращается ко мне, а я невольно отметил характерную женскую черту, уже проявившуюся в девчонке: сначала решить и сделать, а потом спросить согласия у мужика.

- Хорошо, - соглашаюсь и я, мне и самому не хочется ехать в скорбной толпе под участливыми взглядами наших бабонек.

Сначала шли молча, привыкая к новым отношениям, а когда вышли на улицу, я взял её под руку и, волнуясь и сбиваясь, рассказал правду о смерти профессора и про подлые бумаженции.

- Я их подписал, - твержу, захлёбываясь горькими признаниями. – Я тоже подлый, такой, как они, - подлый и грязный!

- Неправда! – прерывает Маша мои постыдные покаяния, заглядывая в лицо. – Если бы ты был подлым, я бы не шла с тобой сейчас рядом. – Довод мне показался убедительным. – Своими подписями ты никому не навредил, не надо только рассказывать об убийстве профессора ненадёжным людям.

Пожалуй, она права. Я начал понемногу успокаиваться, не зная, что тёмное пятно на совести так и останется на всю жизнь.

- Где ты пропадала? – капризно выговариваю, словно ревнивый муж. – Почему ушла из пенала? Почему не приходила потом? – Как приятно повредничать, забыв свои тяжкие вины. – Я так тебя ждал! – чуть не плачу, жалея себя. – Мне так много надо тебе сказать!