- Если бы не Аня, - вздыхает тяжко, - ни за что бы не взялся. Легче в операционной пяток часов простоять, чем за столом час высидеть. – Я его очень даже понимаю: мне тоже больше по душе полевая работа. – Она и тянет половину, подстёгивая мою лень. Договорились, что после меня – её очередь. – Он усмехнулся: - Но думаю, что обгонит в предродовом отпуске. – Константин Иванович опять грузно уселся в кресло. – Вот такие наши дела, - и по довольному лицу видно было, что они ему нравятся. – Работёнки много, работников хватает, а настоящих дельных рук нет.
Вплыла Ангелина в фартучке на оттопыренном животе.
- Всё жалуешься? – она-то точно не умеет этого делать. Гордая женщина, потому и красивая. – Не слушай, Вася: прибедняется – всё у нас прекрасно и будет, - чуть порозовела, - ещё лучше. – Константин Иванович подошёл к жене, легонько приобнял за плечи, нежно поцеловал в щеку, а она вспыхнула навстречу голубизной небесных глаз. Они постояли так несколько секунд, нужные друг другу, думая, наверное, о скором прибавлении семейства. А мне было завидно и горько. Только-только жить начал, а уже так шарахнуло, да не один раз, что хоть начинай всё сначала, с белого листа. Но так, знаю, не бывает: грехи наши тяжкие, они же – ошибки, так и тянутся шлейфом до самой могилы, вызывая боязнь жизни. Ангелина отстранилась от мужа, смущённо поправила густые красивые волосы, стянутые пучком на затылке, грудным мягким голосом пригласила: - Пошли ужинать, пока не померли от голода.
Голодного и тощего решили побаловать докторской колбасой, горбушей горячего копчения, маслом, батоном и яичницей из двух яиц, хотя я их никогда меньше шести не употребляю.
- Ты ещё не женат? – хочет испортить обжоре аппетит хозяйка. – Кажется, у вас со… Снежиной, так? – что-то налаживалось? Или я ошибаюсь?
- Ошибаетесь, - вздыхаю, заглатывая яичницу одним махом. Не рассказывать же беременной женщине про её неналаженную любовь? – Наши корабли, - объясняю, - разошлись курсами.
- Бывает, - сочувствует Ангелина Владимировна, отрезая от яичницы ножом маленькие кусочки и засовывая их вилкой в красивый рот. – Хуже, если бы разошлись позже. – Она права, как пить дать. – У тебя было трудное лето? – Опять вздыхаю, принимаясь за батон с маслом и колбасой – рыбу оставляю хозяевам.
- Очень.
- То-то ты так отощал. Колено не тревожит?
- Не очень, - морщусь, с трудом заглотив колбасу с маслом на тоненьком кусочке батона, из экономии, наверное. Жуков перестал молотить мощными челюстями и тревожно уставился на экспонат. – Только когда много набегаюсь или на сырую непогоду, - успокаиваю хирургов, умалчивая о весеннем осложнении, вылеченном Марьей. Константин Иванович облегчённо хмыкнул и понёс наставительную ахинею:
- Давай почаще отдых, - если бы он был Шпацем! – старайся держать в тепле и сухости, - только об этом и думаю на профилях, - ни в коем случае не держи подолгу в мокрых и холодных штанах, лучше сними и пусть ветер обдувает, - как это я сам не догадался шпарить по маршрутам без штанов? Мошка поможет быстрому движению.
- Костя, - останавливает докторские наставления жена, - дай ему поесть, тогда он и без твоих рецептов здоровее будет. – Жуков сердито ткнул вилкой в горбушу. – У Пинчука, пожалуй, случай посложнее, как думаешь?
- Чего тут думать? – откликнулся хирург. – У него нагноение… но попытаться спасти ногу надо было, зря поторопились.
- А если нет? Большинство было за ампутацию.
- Я – против, - жёстко открестился от большинства Жуков, и если бы меня спросили, я стал бы на его сторону.
- Ты всегда поперёк всех, - жёлчно попеняла хирургиня, и они ожесточённо заспорили о неведомом Пинчуке, начисто забыв о госте. Я даже забеспокоился, как бы не поссорились всерьёз и не досталось бы третьему лишнему. Кашлянул пару раз в кулак, спрашиваю:
- А чай пить будем? – Константин Иванович оглянулся на помеху, опомнился-улыбнулся и успокаивает:
- Не бери во внимание. Мы так мало видимся наедине, что и поругаться всласть не успеваем.
И тут долго и настойчиво зазвонил телефон, окончательно обрывая приятное семейное занятие. Жуков пружинисто поднялся, вышел в прихожку, о чём-то говорил минуту-две и сообщает жене:
- Аня, надо идти: множественные переломы обеих ног, сам без сознания… - Ангелина Владимировна, не возражая, поднялась, говорит мне:
- Василий, распоряжайся здесь сам. Диван в твоём распоряжении, бельё найдёшь в шкафу, ложись, не жди, у нас есть ещё ключи. Извини, надо идти! – Они спешно оделись, помахали ручками: - Спокойной ночи! – и исчезли.