Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Сделала больно? – забеспокоился хирург.

          - Да нет, - успокоил изнеженный пациент, - щёкотно.

          Она легко, по-домашнему, улыбнулась и закончила круговой разрез, отделив нижнюю часть испорченной штанины от аккуратной штанинки пижонских шортиков. Потом резанула вдоль ноги по внешней стороне заскорузлой штанины, спокойно хватаясь где надо за бурую гадость и ни капелечки не корёжась от брезгливости. И я, напряжённый от ожидания дополнительной боли, сумел мимолётно подумать, что из неё мог бы получиться замечательный медик.

          Всё. Осталось освободиться от омерзительной тряпки. Марья одной рукой чуть-чуть приподняла ногу за грязнущий кед, а другой выдернула насквозь пропитанную кровью штанину и остановилась, вопросительно глядя на меня. А что я мог? Только согласиться на заключительную болезненную экзекуцию. Или оставить кусок штанины на ране как есть? Стыдно, да и надо же, в конце концов, знать, из-за чего я ною, не зряшна ли болевая истерия?

          - Давай, - разрешаю, увидев в глазах её боязнь, замешанную на женском сердоболии - не быть ей медиком! – и, наклонившись вперёд, почти не ощутив приступа боли, сам взялся за нижний край штанины и медленно, не останавливаясь, потянул на себя, обнажая злополучную ногу. Поначалу, пока вместе с засохшей кровью отрывалась нежная шерсть, было больно, и дальше ожидал худшего. Однако размокшая штанина довольно легко и почти безболезненно слезла с недозасохшего кровавого месива на колене, открыв сочащиеся порезы на безвидимой кости, а у меня поплыло в мозгах, подступила невесть отчего взявшаяся тошнота, слабость во всём теле, и пришлось закрыть глаза и отвалиться на рюкзак, проклиная козлячью прыть.

          - Дай воды!

          Мария, отобрав кровавый сувенир, подала, открыв, фляжку.

          Пил долго, забыв про экономию.

          - Чего будем делать? – спросил, взваливая ответственность на хрупкие девичьи плечи.

          - Хорошо бы промыть.

          «Хорошо бы! Отдала всю воду, даже протереть мокрой тряпкой нельзя»  - разозлился на неё. – «Думать надо было!»

          Кому только?

          - Заматывай так, потом промоем.

          - А чем?

          - А где бинт? – начал я свирепеть от бессилия.

          - На стоянке остался.

          - Зачем он там? – заорал я, испепеляя штрафницу заслезившимися глазами. – На маршруты надо брать! Тяжело? – и тяжело задышал, не зная чем и как уязвить побольнее, чтобы себе полегчало.

          - Извини, - прошептала она и потупилась, слегка отвернув голову. Но почти сразу встрепенулась, повеселев, взглянула безгрешно в осатанелые от боли, стыда, безысходности глаза ослабевшего парня, обнадёжила:

          - Я сейчас. Не подсматривай, - и ушла в тень за мою спину.

          Я быстро отхожу. И вообще редко завожусь. Просто нервы сдали.

          - Это моё хобби, - предупредил вернувшимся нормальным голосом, ожидая, что она там выдумала.

          Долго ждать не заставила, возвратившись с каким-то блестящим лопухом и майкой с рукавами и воротом, что прежде была под энцефалиткой. У меня похожая надета на голое тело. И возразить не успел, предостеречь, как изобретательница – ззык! хрясь! – раскромсала ножом и разорвала руками исподнее на узкие полосы, снова присела у драного колена и, не спрашивая, положила на рану лист и стала аккуратно заматывать самодельными бинтами, а я придерживал концы.

          - Потуже, - прошу.

          - Стараюсь, - отвечает.

          Помолчав, окликаю виновато.

          - Маша!

          - А?

          - Не сердись! Дурак я, причём законченный.

          - Да что ты, - возражает без задержки. - Я до сих пор виню себя, что бинт не взяла.

          Вот и объяснились-повинились, много ли молодым надо слов. Плотно, надёжно замотала болячку, боли понравилось – успокоилась, и мне хорошо, обихоженному девичьими руками и вниманием, совсем разомлел, вполне согласный с тем, что дурак не законченный, потенциал есть.

          - Я твой должник, - хочу подластиться и одновременно убедить, что стану прежним, сильным и уверенным, каким казался себе.

          - Зачем ты так? – укоризненно попеняла она, тщательно вытирая грязные и дурно пахнущие пальцы землёй и травой. – В беде не бывает должников – каждый должен помогать другому, иначе мы не люди.

          «Молодая ещё совсем, соплячка неопытная», - снисходительно подумал я с высоты своих 25-ти лет.

          - Тебе что, не дурили голову ни разу?

          Вздохнула тяжело, поджала губы.

          - Обманывали.

          - А ты всё равно веришь?

          - Ты же сам говорил, что все добрые.

          Съел, психолог! Как накакал, так и смякал.

          - Ещё неизвестно, кто из нас должник, - продолжает, выкрутившись. – Я бы отсюда ни за что не выбралась, - стесняется уточнить в каком случае, хочет выглядеть деликатной.

          «Пусть» - думаю. Сама отдаёт инициативу. До чего щепетильная или хитрая. Мне в женском характере не разобраться, у меня их ещё и не было, не сталкивался близко, только приятно стать снова лидером, пусть и подбитым, но на равных. Успокаиваюсь, себя подбадривая неожиданно полученной ответственностью.

          - Выберемся. Не дойдём, так доползём.

          - Я и не сомневаюсь, - легко согласилась она, не понятно только с чем: то ли с тем, что выберемся, то ли с тем, что доползём. А может просто подбадривала, отгоняя дурные мысли.