Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          Что это со мной? Вдруг сдали нервы? Или на самом деле перешёл рубеж взросления? Разве так бывает – внезапно, без раскачки? Наверное, бывает: толчком и в любом возрасте, когда душа подготовлена. Можно повзрослеть в школе и остаться младенцем до старости, до смерти. Такие живут не разумом, а инстинктами, им не надо думать, как жить, они существуют по раз и навсегда утверждённой программе – каждое отклонение приводит к болезни – и не представляют, сколько боли, беспокойства и неудобств приносят детским эгоизмом своим близким. Неужели для меня рубежом стало юбилейное 25-летие, а неизвестная мелодия неизвестного музыканта столкнула с младенческого пути? Никогда не слышал ничего подобного, никогда и не думал, что так расквашусь от устаревшей классики, которую всегда спокойно пропускал мимо ушей.

          Или виной всему мой абсолютный музыкальный слух? Я, например, запросто отличаю «Брызги шампанского» от «Дунайских волн» и Гимн СССР от «Катюши», знаю по одному-два куплета из всех песен репертуара Шульженко и Козина. У примы особенно обалденны «Руки» - так и кажется, что бледные и бескостные обвиваются, сдавливая, вокруг шеи. А у Козина бесподобна «Я возвращаю ваш портрет»… Я даже потренировался на всякий случай, правда, пришлось использовать портрет Сталина, поскольку другого у меня пока не завелось, но всё-таки… Раз стал неплохо разбираться в классической музыке, наверное, удастся теперь, не засыпая, осилить «Войну и мир» и «Преступление и наказание». Особенно охота узнать, как наказал Достоевский убийцу гнусной старушенции. А пока для меня шедеврами остаются «Два капитана» Каверина и «Три товарища» Ремарка. Вот обомлеют наши дамы, когда я начну их утюжить цитатами из классических романов. Они-то уж точно не читали, невежды!

          - Василий, - сбил с серьёзной мысли шеф, - иди, показывай, что у тебя здесь, - подошёл и сам выключил проигрыватель, так и не дав дослушать. – Ты что, не слышал раньше?

          Ну да, не слышал! Сколько раз!

          - Дунаевский? – намекаю осторожно, чтобы он не сомневался, называю единственную знакомую мне фамилию композитора. Правда, в башке вертится и свербит ещё Блантер, но я не уверен, что это не поэт.

          - Ну, ты и серость! – ласково восхищается Леонид Захарьевич – прошу не путать: Захарьевич, а не Захарович. – Не стыдно? Ленинградец, инженер, а мировых шедевров не знаешь.

          Положим, не ленинградец, а проездом, отвечаю мысленно, и инженером стал по вашей милости всего-то как полгода – не успел освоиться толком, но вслух ответить нечем, да и неохота: опозорился  - дальше некуда.

          - Это «Лунная соната» Бетховена, запомни!

          Про Бетховена я слышал: глухой композитор. Это так поразило, что я запомнил, да вот забыл некстати. Хуже казни захочешь – не придумаешь: такую музыку сочинил, а сам ни разу не слышал. Всё равно, что испечь огромнейший торт с горой шоколадного крема и не попробовать.

          - Приходи как-нибудь вечерком после Нового года, послушаешь ещё что-нибудь, - приглашает сердобольный начальник, озабоченный, наверно, низким культурным уровнем своих ИТР.

          - Ладно, - соглашаюсь кисло, сразу и бесповоротно решив, что ни за что не приду. И не потому, что обидно, хоть и это есть, а потому, что не представляю, что услышу, когда перед глазами будут мельтешить хозяин в майке и хозяйка в комбинации. Судя по сегодняшней тихой встряске, мне лучше оставаться с музыкой наедине и ещё лучше - в темноте, потому что возникает непреодолимое ощущение обнажённости и изнутри, и снаружи, чувство полнейшей незащищённости. Не думаю, чтобы в чьём-либо присутствии и, тем более, в кашляющем, чихающем, сморкающемся зале, в шевелящейся толпе я смог бы полностью раствориться в мире звуков так, чтобы душа моя и душа композитора смогли пообщаться всласть. Да и музыканты на сцене дёргаются, мешают. Хорошо, что в нашем посёлке нет филармонии.

          Как ни странно, но я довольно внятно и вполне толково объяснил мыслителю, что изображено на схеме и как дошёл до мысли такой. Он внимательно выслушал, задал несколько уточняющих вопросов, получил исчерпывающе полноценные ответы и похвалил:

          - Молодец, Василий, котелок у тебя варит. Оставь схему у меня, а сам займись интерпретацией электропрофилирования по участку. Проконсультируйся у Трапера и Розенбаума. Вопросы ко мне есть?

          - Есть, - отвечаю скромно. – Мне непонятно, зачем мы работаем и что ищем.

          Он улыбнулся как несмышлёнышу.

          - Мне и самому не совсем понятно. А что ты предлагаешь? – провоцирует.

          Но я ждал этого вопроса, он давно мне был нужен.

          - Для начала, - говорю, - надо основательно и комплексно изучить физические свойства руд и пород, - хотел добавить, что так нас учили в институте, но, подумав, решил: пусть считает, что я сам дотумкался. – Когда выяснится их аномальность, выбрать рациональный комплекс методов и методику работ. Пока что мы, геофизики, - констатирую внушительно, - тащимся за геохимиками и прячемся за их спинами.

          Мыслитель уже не улыбался: видно, надавили на больную мозоль.