Второе же откровение стало для Александра Романовича Смоткина горьким открытием, и не без моей помощи. В архиве у меня нашлась вырезка из газеты «Правда» — «Я умираю. Разрешите проститься с сыном», — о которой Александр Смоткин не знал. В ней его смертельно больной отец, Роман Наумович, лежа в онкологическом отделении районной белорусской больницы, просил литовского президента и бывшего лидера коммунистов Альгирдаса Бразаускаса отпустить сына попрощаться с пока еще живым отцом:
«Я — отец политического подследственного Александра Смоткина, томящегося более 13 месяцев в тюрьме Лукишкес. Прошу вас, отпустите без залога, так как ни у него, ни у меня средств нет. Клянусь, что мой сын не запятнает чести данного мною — предсмертного слова и явится в суд, если такой состоится. Он, как и все его товарищи, жертва политических интриг и провокаций антинародного правления».
Отец Александра Смоткина, больной раком, просил литовские власти разрешить им проститься, но ему не позволили.
Ответа, разумеется, не последовало.
«Ни о каком письме отца этому предателю я не знаю!» — взорвался Смоткин-младший, когда я рассказала об этом, — с такой же яростью, как когда-то в лесу швырнул гранату. Оно и понятно: он сидел в литовской тюрьме, газету «Правда» туда не выписывали…
Попрощаться им не дали — Смоткин-старший умер в декабре 1994 года, когда его сыну оставалось сидеть еще пять лет.
Доказать причастность этих людей ни к организации антигосударственного переворота, ни к убийству таможенников литовским прокурорам не удалось, как они ни старались.
Максимум, который смог выдавить из себя суд, звучал совсем не страшно: «Из совокупности вышеизложенных доказательств следует, что подсудимые принимали активное участие в деятельности КПЛ (КПСС) — организации, целью которой было нарушить основанный на Конституции государственный и общественный строй, ограничить права суверенного литовского государства».
Оставалась еще радиопередача, хотя конвертировать в статью Уголовного кодекса тот факт, что в ней должно было прозвучать поздравление от экс-первого секретаря Компартии Миколаса Бурокявичюса, явно не получилось бы даже у литовского суда.
«Большая часть текста, подготовленная для радиотрансляции, явно враждебна Литовской Республике, однако уголовная ответственность за пропаганду такого характера действующим законодательством не предусматривается», — признал суд, сухо добавив, что песню Бориса Гунько «Слушай, товарищ!», которую там планировали включить и которая призывает к вооруженной борьбе («Сам создавай боевые отряды, сам защищай свой завод»), считать публичным призывом к нарушению суверенитета Литвы все-таки нельзя.
Во избежание кривотолков приведу текст этой песни полностью: