Кто командовал советскими партизанами. Организованный хаос

Центростремительная тенденция главным образом проявилась в усилиях Военных советов фронтов, стремившихся наладить взаимодействие между ведомственными структурами. Эти усилия увенчались успехом лишь на Ленинградском фронте, где был создан централизованный Ленинградский штаб партизанского движения — прообраз будущей централизованной системы управления партизанским движением.

Ситуация усугублялась тем, что на оккупированной территории партизанские отряды возникали не только при поддержке с «Большой земли»; нацистская политика геноцида против «низших рас» порождала народное партизанское движение. Уже к весне 1942 г. соотношения партизанских отрядов НКВД и местных партизанских отрядов серьезно изменилось. Как только сошел снег, в леса стали уходить перезимовавшие в селах «окруженцы» и местные жители, недовольные оккупационным режимом. Число партизанских отрядов росло взрывообразно.

Руководство партизанами необходимо было выводить на принципиально новый уровень; то, что НКВД не могло полностью охватить все партизанское движение на оккупированной территории, стало очевидно. «Необходимость совершенствования военно-оперативного руководства партизанским движением, — вспоминал Бельченко, — назревала все острее».[245]

Весна 1942 г. стала одним из наиболее значительных периодов в развитии советского партизанского движения. Рост числа партизанских формирований, увеличение количества людей, вовлеченных в партизанскую борьбу, позволяли превратить борьбу в тылу врага из фактора тактического значения, как это было ранее, в подлинный «второй фронт», влияющий на оперативные тылы германских войск и, следовательно, на ход войны.

Однако достичь этого было возможно только при создании соответствующих управленческих структур. Существующие ведомственные системы управления партизанским движением не могли взять на себя выполнение этих функций по причине ограниченности сфер своей деятельности и наличия конкурирующих структур.

Кроме того, события весны 1942 г. показали, что эффективность ведомственных структур достаточно сомнительна. Даже 4-е Управление НКВД СССР испытывало серьезные трудности при обеспечении растущих партизанских формирований;[246] схожие, но значительно большие трудности испытывали органы военной разведки, спецотделы политуправлений. Эти значительные проблемы, однако, не шли ни в какое сравнение с катастрофой, постигшей органы партийного руководства партизанским движением. Весной 1942 г. немецкие спецслужбы нанесли сокрушительный удар по минскому подполью; было казнено 405 подпольщиков и партизан, в том числе 28 руководящих работников месте с секретарем подпольного горкома. Тогда же на Украине были захвачены и впоследствии казнены руководители подпольных партийных организаций Харькова, Днепропетровска, Киева, Винницы, Славуты и других городов. В Литве еще в марте 1942 г. погибли две оперативные группы ЦК КП(б) Литвы во главе с секретарем ЦК И. Мескупасом-Адомасом, были уничтожены Паневежская и Шауляйская подпольные организации. Организаторские группы, забрасываемые в тыл противника партийными органами, гибли практически повсеместно.[247] Те из подпольщиков, кто не попал под удар германской контрразведки, сразу уходили в партизанские отряды; там было гораздо безопаснее и имелось больше возможностей нанести вред врагу. Руководить войной во вражеском тылу «из подполья» было уже практически невозможно.

Таким образом, противнику удалось нанести партийной системе руководства партизанским движение удар, ставивший под вопрос ее дальнейшее существование. Одной из немногих партийных структур, занимавшихся партизанским движением более или менее эффективно, оказалась опергруппа ЦК КП(б) Белоруссии на Калининском фронте, возглавляемая П. К. Пономаренко.[248]

Наличие этих параллельных структур не способствовало эффективному руководству партизанами и вызывало множество малоприятных инцидентов. «Бывало и так: одни насаждали в тылу врага агентуру, другие, сами того не зная, ее уничтожали».[249]

Кризис ведомственных систем управления усугублялся еще и тем, что партизанские отряды, действовавшие на оккупированной территории, тесно взаимодействовали друг с другом;[250] сохранить замкнутый, ведомственный, характер при выполнении одних и тех же задач было невозможно. Таким образом, партизанское движение приобретало единый характер, что ставило вопрос о едином же управлении им.

Это осознавали и сами партизаны. «Хуже всего дело было с тем, что мы не знали, кто нами руководит, кому подчиняемся, мы не знали, с кем мы имеем дело и к кому мы должны обращаться. Подчинять нас находилось людей очень много, а если что-нибудь надо было получить, то не найдешь», — так характеризовал сложившееся положение один из партизанских командиров.[251]