Кто-кто…

— Это вам. Моя-то мать померла давно. Давайте ваши кульки и скажите, куда их отнести.

Я внимательно посмотрела на него. Обычный губошлеп, вчерашний школьник. Может быть он просто тупой? Мои обычно осторожные инстинкты отказывались предостерегать меня. Никакой опасности в нем не чувствовалось. Хотя глаза у него умные, в рыжих прямых ресницах. Один глаз почти закрыла длинная прядь волос. Он на самом деле очень приятный, хоть и странный. А почему, собственно, нужно всегда ожидать подвоха в добрых делах? Неужели, потому что их без подвоха уже давно люди почти не делают?

Я поставила сумки на тротуар. Вокруг еще народу полно. Если что, даже на длинных ногах далеко не убежит с этими тяжелыми фруктами, с бутылками с маслом и пивом. Я и сама быстро бегаю.

Тэд сунул мёд в одну из сумок, подхватил обе и закинул их за плечи как мешки. Он стоял и ждал, поэтому я просто пошла дальше. Он шел за мной и сыпал комплиментами. У него это получалось без пошлости. Не скрою, мне было приятно и неловко. Оказывается, что я добрая, и что он это сердцем чует. А еще я очень важная персона. Особенно для него. Я пыталась отшутиться. Не получилось. Сказала, что замужем, он только фыркнул. Мне тогда и в голову не пришло, что он мог знать меня по моим книгам.

Когда мы подошли к машине, стало совсем темно. Затренькал телефон. Онрей уже поинтересовался, собираюсь, ли я домой. Я отправила ему ответ и открыла багажник. Тэд уложил туда сумки и молча уставился на меня. Так смотрит гостиничный носильщик в надежде на чаевые.

— Тебе заплатить?

— Нет, — сказал он и вдруг прижался широкими губами к моей шее.

Я от неожиданности замерла, и по всему телу побежали мурашки. По-моему, я больше испугалась, что Тэд вампир. Меньше надо было с ведьмами вино пить и языком молоть. Он очень грустно вздохнул. Я поняла, что это не поцелуй, и ничего сексуального в этом искреннем прикосновении тоже не было. Было что-то наивное. Будто не молодой мужчина или ребенок, а… Не знаю даже. Если бы я была верующая, я бы сказала, что ко мне прикоснулся ангел.

Тэд опять втянул носом воздух и выпрямился.

— От вас яблоками пахнет.

Я, все еще в оцепенении сунула руку в одну из сумок, нашарила и вынула яблоко. Он взял его, открыл рот с крупными зубами и откусил сразу половину.

— Я теперь всегда буду думать о вас, — сказал он с полным ртом, кивнул, как поклонился, и сделал несколько шагов назад, жуя и причмокивая.

По-моему, я успела сказать ему спасибо, села за руль и с шумом медленно выдохнула. Ну, это что-то новое. Надо будет Розмиле позвонить. Пусть объяснит, что за нравы в этом графстве.

Дома Онрей отчитался о состоянии здоровья и порадовался покупкам, как гостинцам. Он принимал парацетамол, поэтому пиво оставил на лучшие времена. Вместо пива я принесла ему на диван чай с мёдом, который мне подарил Тэд, и рассказала Онрею, что мне помог нести покупки молодой красавец.

— А я всегда тебе говорил, что ты у нас ещё ого-го! — ответил Онрей и заявил, что мед из клевера ему нравится больше, чем из акации.

— Да не про то это. Ты мне лучше скажи, ехать завтра за петухом или нет?

— Поезжай, только не сбегай от меня с юным ковбоем, и это… купи мёда банку побольше, чтобы хватило до весны.

На другой день я приехала на ярмарку к десяти утра. Она заметно оскудела за вчерашний день, хотя машины подвозили новые товары, особенно пользующиеся успехом.

Торговец меня узнал и умело запихал в большую картонную коробку с дырочками шестинедельного цыпленка, с еще коротким хвостом, но с уже наметившимся красным гребнем. Я уже расплачивалась, когда услышала знакомый стук подбитых каблуков. Тэд мягко чмокнул меня в щеку и прошептал:

— Я так рад.

Опять мурашки и опять невинная и подлинная радость в карих глазах. Ну что мне с тобой делать?

— Можешь проводить меня до машины. Она сегодня не так далеко. Только яблок нет, — сказала я и сунула ему в руки коробку.

— И ничего. Я рад, что вижу вас. Я вас очень люблю.

— У меня впечатление, что ты сам не знаешь, о чем говоришь.

Тэд шел рядом и не спускал с меня глаз. Как он не спотыкался, понятия не имею. Уложив коробку в машину, он взял меня за руку, приложил ладонью к своей щеке и закрыл глаза. Я действительно не знала, что делать. Он же не преследует меня пока. Два раза помог. И ничего плохого или непотребного он не сделал. Конечно, я не давала ему разрешения прикасаться к себе, но и не запрещала. Ведь так прикасаются не женщине, а скорее к матери. Он сирота. Может быть, он скучает, и у него действительно не все в порядке с головой. В общем снова я уехала со странным чувством. Почти с жалостью. Было в нем что-то трогательное, что-то такое, что вызвало у меня слёзы. Я быстро утерла их, подъезжая к дому.