Кто моя мама

Галя опять заплакала, но совсем по-другому — тоненько, жалобно.

— Ой! Голова болит…

— Побледнела как… Ляг скорей!

Встревоженная Мария Лукьяновна уложила Галю на диван, пощупала ей лоб:

— Да ты горячая, как печка!

Она выглянула в коридор и первому попавшемуся воспитаннику приказала позвать медсестру.

* * *

Галя лежала на койке в больничной палате. Горячий туман окутывал ее, давил на голову, мешал дышать.

Над ней наклонялись какие-то тетеньки в белых халатах. Пришел дядя Паша, тоже в белом халате и в белой шапочке.

— Ты разве не уехал? — Гале казалось, что она крикнула очень громко.

— Что ты там шепчешь, а? — лицо дяди Паши приблизилось к ней и вдруг стало чужим, только глаза оставались его — светлые и добрые-предобрые.

Потом острая боль в ноге заставила ее вскрикнуть.

Чей-то голос уговаривал:

— Ничего, деточка, потерпи! Вот сделали укол — жар спадет…

Никто не замечал, что белые лилии, как змеи, ползут ей на грудь, лезут в лицо. Гале приходилось самой отталкивать их двумя руками.

— Да прогоните же их!

Плача от ужаса, она катилась с высокой горы в пропасть, а лилии скользили за ней. «Да как же ты смела, дрянная девчонка?..»

Сколько так продолжалось, Галя не знала. Однажды утром она открыла глаза и увидела окно. Оно было большое, светлое. Ясные стекла прозрачно сверкали в переплетах белых рам. За окном светило солнце и росло дерево. На ветках, искрясь, лежал снег.

Палата, вся белая, залитая светом, была уставлена кроватями. На одной из них лежала девочка с огненно-рыжими волосами и смотрела на Галю. И на других кроватях лежали или сидели какие-то дети.

У Гали ничего не болело, но, посмотрев вокруг, она вдруг очень устала. Закрыла глаза и заснула. И ей ничего не снилось.

Встреча

— Почему ты ничего не ешь? Температура спала. Теперь должна кушать! А то и не поправишься. Смотри, руки как спички стали…

Медицинская сестра садилась на табуретку возле кровати и сама протягивала к ее губам ложку с супом.

Из вежливости Галя съедала две-три ложечки. Потом отворачивалась:

— Не хочу!

Если сестра или няня настаивали, Галя начинала беззвучно плакать. Из-под плотно закрытых век катились на подушку слезы.

— Просто беда какая-то! — сестра со вздохом отходила от кровати. — Ну, что ты с ней станешь делать?

А Галя повертывалась лицом к стене. Она ничего не хотела: ни есть, ни разговаривать, ни смотреть ни на кого.

Сестра остригла ее машинкой. От этого голове было легко, прохладно и приятно. На кого она похожа теперь? На мальчика? Но думать тоже не хотелось…

Ребята все учатся — ну и пусть… И в школу не хотелось. Тоня Серпуховская где-то далеко-далеко осталась… Дядя Паша еще дальше. Может быть, и забыл ее уже? Нет, помнит, конечно. Но помнит так ужасно далеко, неизвестно где… Про маму даже Мария Лукьяновна не может узнать. Мамы не было, нет и не будет никогда.

Галя начинала плакать, бессильно и неслышно. Она много спала, а то лежала просто так, с закрытыми глазами, тихо-тихо, делая вид, что спит. Лишь бы ее не трогали.

Как-то днем до нее донеслось сквозь дрему чье-то хныканье и басовитый голос няньки:

— Вот я тебя, сынок, укрою! Тепленько будет, хорошо…

Галя открыла глаза. На пустую кровать справа от нее толстая няня укладывала нового больного. Это был мальчик лет трех с половиной. Едва няня отошла, он сейчас же сел, жалобно хныча.

Все лицо у него было красное, в скарлатинозной сыпи, белым треугольником резко выделялись нос и подбородок, черными пятнами — круглые глаза. Он испуганно таращил их по сторонам.

Неужели?! Сердце у Гали заколотилось. Она оперлась на локоть, вся подалась вперед… Чудо какое!

— Мишенька! — изумленно окликнула Галя слабым голосом.

Мальчик повернул голову. Сделав усилие, Галя села и спустила ноги с кровати. Ее немножко шатало.

— Ты не узнаешь меня? Мишук! Маленький мой! Ведь это же я, твоя мама Галя!

— Мама Галя в детском доме живет, — хрипло произнес мальчик. Он помолчал. — У мамы Гали волоса. Вот!

— Волоса? — как эхо, повторила Галя. — Ах да, я же стриженная!

Она улыбнулась. Два колеблющихся шага — и вот она сидит на Мишиной кровати, обхватив его двумя руками. От радости Галя тоненько смеется. Она счастлива!

— Это что за обнимки такие? — Толстая няня спешила к ним. — Ишь ты! Пластом лежала, ложку каши не заставишь проглотить, а тут — на тебе! Марш на свою кровать!

— Да она же его мама Галя! — вступилась рыжая девочка.

Прижимая к себе Мишу, Галя оглянулась на нее с благодарностью. Как же она ее прежде не замечала?

— Родные, что ли? — спросила няня.

— Нянечка! Это наш Мишенька! Он в нашем детском доме жил! — радостно объяснила Галя.

— Повстречались, значит? — одобрила нянька. — Экая вам благодать! А на постель свою, все одно, отправляйся! Обход сейчас будет.

Радость

Врач, высокий, широкоплечий, светлоглазый человек, весело подмигнул Гале:

— Что, свечечка, поправляешься? А ты как, морковная рожица? — Он пощекотал Мишу под подбородком. — Глаза-то зачем в ваксу окунул?

Каким шутником оказался этот доктор! Ребята, сидя на своих кроватях, ему заранее в рот смотрели: чем он их рассмешит?

И другие врачи, сестры, нянечки были просто замечательные люди.