Кто не спрятался, я не виноват…(СИ)

— Сара? — игнорируя Элис, он перевел взгляд на дочь. Та выглядела на порядок лучше, чем два дня назад, когда он привез ее в клинику. Еще немного бледная, но уже веселая и вполне живая.

— Пап… Нам надо поговорить…

— С удовольствием. Сейчас?

— Да. Мам, Эмма… Не могли бы вы дать нам побыть вдвоем? — Сара настойчиво взглянула на мать.

Роберта прошиб мороз от того, какой взрослый, тяжелый взгляд был у нее в этот момент. Ей, несчастной девочке, пришлось пережить то, что никому бы не пожелал он сам, и на удивление, Сара сохранила внутреннюю силу и стержень. Уж не ясно было, стоило ли этим гордиться, или всерьез опасаться за ее дальнейшее будущее. Когда Элис с младшей дочерью покинули палату, оставив Роберта с дочерью один на один, та наконец выдохнула. Вздох получился долгий и печальный. Роберт, сглотнув подкатывающий ком, так и замер посреди помещения, не решаясь ни подойти ближе, ни сесть в кресло.

— Пап… Я не знаю, что сказать… Пойми меня правильно. Кругом все твердят что всё что со мной произошло это из-за тебя… — взгляд Сары был жестким, таким жестким, что ему вмиг захотелось сбежать, — все пытаются убедить меня, что виноват ты…

Слышать эти слова из её уст было больнее и страшнее, чем приговор Военного Суда США, Европейской Конвенции и Мирового правительства вместе взятых и умноженных на трое. В коленях появилась предательская слабость. Роберт поискал глазами опору, но с места так и не сдвинулся, решая умереть с гордо поднятой головой.

— Но я знаю, что это не так, — продолжила дочь, приподнимаясь на подушках, и пытаясь как-то поудобнее устроиться в постели. Слабость все еще мучала ее, — я не поверила этому рыжему тогда, и не верю сейчас, маминым словам.

— Маминым? — упавшим хриплым голосом переспросил Роберт.

— Да, она говорит, что если бы ты не приехал за нами из Штатов сюда, ничего этого не случилось бы.

— Возможно, она в чем-то права…

— Вот ты как всегда разводишь эту свою политкорректность… Никогда не скажешь, что мать — полная дура! — вдруг с силой в голосе воскликнула Сара, рассерженно тряхнув головой. Роберт забыл, что хотел возразить, — ты ведь знал, что Эмма не твоя дочь. Почему ты позволял им вытирать о тебя ноги?

— Ты хочешь об этом поговорить? — чувствуя, как сдают нервы, прошептал он.

Горло держали в невидимых тисках, перекрывая воздух. Перед глазами стремительно разбежались черные точки-головастики, словно кто-то кинул в пруд с лягушками камень.

— Папа… Я хочу сказать, что очень люблю тебя… И мне больно слышать всё, что говорит про тебя мама.

— Не обращай внимания. Она имеет на это право.

— Не имеет. Теперь я это вижу. Вижу своими глазами на что ты шел, когда я и Эмма были детьми, — произнесла Сара, протянув к нему тонкие, в трубках и проводках руки. Роберт на одеревенелых ногах подался к дочери. Зарывшись носом в ее волосы, он зажмурился, чтобы не позволить себе слабость. — Папа… Прости, если сможешь? Я была не права… Ты правда — герой. Для меня.

Голос Сары дрожал. Роберт прижал дочь к себе так крепко, как позволяло её состояние, чувствуя, как собственное сердце вот-вот потребует реанимационных действий.

— Сара, я люблю тебя, и сделал бы все снова еще раз и еще, столько раз, сколько необходимо, чтобы вытащить тебя откуда угодно, хоть из Ада.

— Пап… Этот Флинн… — голос Сары подозрительно задрожал, при упоминании имени О’Коннела. Роберт насторожился. — Он задумал убить тебя. Я слышала его разговор.

Роберт отстранился и присел на край постели Сары. Что-то в ее поведении, в том, как бегали глаза, стараясь не встретиться с ним, в том, как она, будто защищаясь, натягивала больничное одеяло до подбородка, в том, как избегала его прикосновений говорило о наихудших его кошмарах. И вряд ли это можно было списать на симптомы тревожности при выходе из наркотической ломки. Слишком много он успел перевидать и наркоманов и жертв насилия.

— Что именно ты слышала? — ему действительно было любопытно, и еле сдерживая подкатывающие эмоции, спросил Роберт.

— Он говорил с кем-то из своих друзей. Очень громко, когда думал, что я без сознания и не слышу ничего, — пробормотала Сара, отводя взгляд, и неосознанно скребя обкусанными ногтями по коже предплечья, словно пытаясь отодрать от себя невидимую грязь, — он задумал заманить тебя в ловушку, если не удастся похоронить в Ираке.

— Это будет нелегко сделать, поверь. Твой старик еще не опустил лапки. Не сейчас точно, — скрипя зубами, произнес он. Понимать, что его дочь оказалась тут по его собственной вине было невыносимо больно. Эта боль разрывала ему сердце.

— Так, ты знаешь?

— Да, — сдерживая эмоции выдавил Роберт.

— Почему все это происходит? — её серо-голубые, ставшие безжизненными, глаза тяжело уставились на отца. Он попытался спрятать полный ярости и боли взгляд от дочери.

— Сара, не знаю. Я сам пытаюсь понять, что случилось, и пока не могу найти ответ, — соврал он, попытавшись улыбнуться как можно более мягче, — скажи мне лучше, как твое самочувствие?