Кто пятый?

Неужели я не способен самостоятельно вести следовательскую работу? Медный маятник больших настенных часов отмахивает секунды. Лежи, братец. Ты бестолочь. Ты не умеешь защитить правого и найти виновного. Старый Шабашников, волнуясь, ждет исхода дела, так близко затронувшего его, Эн Эс, борясь с болезнью, думает о тебе и надеется на твою волю, ум, настойчивость.

Скажи себе: «Шабашников виновен» — и все сразу станет легко и просто. Не можешь? Не веришь, значит.

Что бы ты ни делал, твоя судьба всегда скрещивается с чужими судьбами. И никуда не уйти от этой огромной ответственности.

Попробуй еще раз. Собери себя в кулак. Вот так. Еще раз восстанови в памяти трагическую ночь восьмого августа. Попытайся найти новые звенья.

В двенадцать десять он был у дома Осеева. Кто он? Не рецидивист, не профессионал — такие идут на «мокрое» лишь в случае крайней необходимости. А необходимости-то и не было. Он мог оглушить Осеева, связать. Но он хотел убить. Маньяк? Нет. Возможно, вовсе не деньги причина преступления. Если он решился с такой легкостью подбросить Шабашникову половину похищенной суммы... Однако половину взял. Жаден все-таки, как и всякий преступник.

Он сделал все, чтобы запутать след. Выкрал нож. Подсунул деньги. Что еще должен был сделать такой осмотрительный, хладнокровный человек? Обеспечить алиби, естественно. Дутое алиби — вот с чем я обязательно должен был столкнуться, проводя расследование.

Предположим, что это и есть тот самый загадочный любитель ночной езды. Он приехал издалека. Мотоцикл оставил на окраине. В двенадцать семь произошло убийство. Через пятнадцать минут он мог вернуться к мотоциклу. В полпервого он был на Ямщицкой, без восемнадцати час в Выселках. Куда он так спешил?

Вот карта. Можно построить график его движения. Скорость около пятидесяти километров в час. В час двадцать он должен был достичь Медведкова. Это небольшое тихое сельцо. Предположим, он миновал Медведково и помчался дальше. В час сорок он у Рубиной заимки. В два часа он достиг Полунина, конечного пункта на тракте. Далее лишь узкие таежные тропы.

Полунино, Полунино... Захудалая станция, приткнувшаяся к берегу озера Лихого. Три десятка домов. Между Полуниной и разъездом Лихим — тоненькая нить однопутки, проложенной по берегу озера.

Естественно, если человек спешит на железнодорожную станцию, его интересует поезд.

Внизу, на первом этаже гостиницы, висит расписание поездов. Ковыляю вниз, стараясь не ступать на больную ногу. «Ст. Полунино». Сюда в два пятнадцать прибывает тридцать второй пассажирский: стоянка десять минут.

Но ведь в тридцать втором в эту ночь ехал Анданов! Странное совпадение. Нелепое. И все-таки стоит подумать. Когда в твоих руках столько разрозненных фактов, малейшее их совмещение заслуживает пристального внимания.

Вернемся к Анданову. Зачем ему могло понадобиться встречаться в Полунине с этим гонщиком-лихачом? Восьмого августа почтмейстер навещает Шабашникова. Перед убийством. В тот же вечер срочно выезжает из Колодина. С больной женой. В отдельном купе. Что мне известно о его поведении в вагоне?

«В пол-третьего вышел из купе. Попросил бинта. Ногу он поранил, прыгая с полки. Соды спросил, для жены».

В пол-третьего — сразу же после того, как поезд вышел из Полунина. Говорят, сода помогает при ожогах. Первое, что пришло мне на ум, когда я полетел под раскаленный глушитель!

Значит, и он... Факты, только факты, не спеши! Прежде всего необходима строгая проверка.

Медсестра в районной поликлинике, полная, меланхоличная блондинка, перебирает карточки — вот-вот заснет.

— Анданов?.. Да, был на перевязке. У хирурга Малевича.

С Малевичем мы уже добрые друзья. Утром он бинтовал мою ногу, предварительно в пламенной речи изничтожив изобретателей, которые додумались до мотоцикла. «Раньше предпочитали лошадок. Это была тихая, мирная езда. Ничего, кроме пользы для здоровья. Укрепляло нервную систему. Сейчас у нас в Колодине каждый второй — мотоциклист. Это все мои пациенты. Настоящие или будущие».

Малевич очень экспансивный товарищ, с черными усиками и жестикуляцией, какую в наши дни можно увидеть только в старых немых фильмах.

— Товарищ лейтенант, вы снова ко мне? Беспокоит? Может, вы опять взобрались на это железное помело?

Я объясняю причину повторного визита.

— Анданов? Только что был у меня. Весь мир помешался на мотоциклах. Даже этот положительный, немолодой человек.

— У него тоже травма?

— Ожог. Такой же, как у вас, если не хуже. Но он смешной человек. Стыдится признаться. Наверно, думает, что я посмеюсь над его увлечением. «Кипятком обварил». Это он мне говорит. Как будто я никогда не видел ожогов.

— Доктор, вы не можете уточнить, когда Анданов впервые пришел к вам со своей травмой?

Белокурая медсестра приносит историю болезни. Малевич с трудом вчитывается в записи, сделанные его торопливой рукой.

— Сейчас, сейчас... Да, вот. Десятого августа, утром.

Десятого августа утром Анданов как раз возвратился в Колодин, после того как отвез жену. Как он умудрился получить ожог в купе мягкого вагона?