Батлер и де ла Вар казались очень заинтересованными заявлениями Литвинова и даже проявили что-то вроде полусимпатии к действиям СССР. Они обещали немедленно сообщить о содержании нашей беседы в Лондон и по получении инструкций оттуда вновь с нами встретиться… Увы! — эта новая встреча так и не состоялась (разумеется, не по нашей вине). Да и как могло быть иначе? Ведь именно в эти последние дни сентября 1938 года Чемберлен и Даладье завершали свою «операцию предательства» Чехословакии.
27 сентября Литвинов предложил мне немедленно вернуться в Лондон.
— Ваше присутствие там сейчас, — заявил он, — гораздо важнее, чем в Швейцарии.
В тот же день я выехал из Женевы. На вокзале была кромешная тьма, так как местные власти в этот вечер устроили пробное затемнение в городе. Рано утром 28-го я был в Париже. Шел дождь, и знакомые улицы французской столицы были пустынны и унылы. В Лондон я приехал в тот же день около четырех часов и прямо с вокзала отправился в парламент. Я попал к самому драматическому моменту.
Как известно, первое паломничество Чемберлена, к Гитлеру состоялось 15 сентября. Гитлер принял британского премьера в Берхтесгадене и выдвинул свои требования к Чехословакии, угрожая в случае отказа последней применить силу. Чемберлен вернулся в Лондон.
Состоялось экстренное совещание англо-французских министров, которое приняло требования Гитлера: 19 сентября под нажимом из Лондона и Парижа чехословацкое правительство также приняло эти требования[21]. Тогда Чемберлен вторично полетел на свидание с Гитлером. Оно состоялось 22–23 сентября в Годесберге. Чемберлен рассчитывал, что, положив на стол согласие Чехословакии, он заслужит одобрение «фюрера», но жестоко ошибся. Увидев в Берхтесгадене, что перед ним не стальной рыцарь, а набитый тряпками «человек с зонтиком», Гитлер решил, что нечего стесняться. На втором заседании с Чемберленом в Годесберге он выдвинул новые требования, гораздо более жесткие, чем в Берхтесгадене. Британский премьер был сильно обескуражен, но все-таки взялся «убедить» Чехословакию еще раз уступить. Он снова вернулся в Лондон и вместе с Даладье попытался вторично оказать давление на Прагу. Но тут у него вышла осечка: чехословацкое правительство отвергло «годесбергскую программу» Гитлера. В этом решении чехословаков сыграло свою роль полученное за несколько дней перед тем заверение советской стороны об ее готовности оказать Чехословакии помощь при всяких условиях, даже в случае предательства со стороны Франции. Гитлер был взбешен, и 26 сентября объявил, что, если до 14 часов 28 сентября Чехословакия не капитулирует, он открывает военные действия. Чемберлен и Даладье пришли в панику, и британский премьер обратился к Гитлеру и Муссолини с покорнейшей просьбой устроить свидание четырех для окончательного решения чехословацкого вопроса. Одновременно в целях создания соответственных настроений среди широких масс населения французское правительство издало приказ о призыве нескольких возрастов резервистов, а британское правительство мобилизовало флот и приняло некоторые меры противовоздушной обороны. Все в страшном напряжении Ожидали: согласится Гитлер на новую встречу или мет?
Когда 28 сентября я сел на свое место в парламентской галерее для послов, Чемберлен, весь какой-то встрепанный и возбужденный, стоял перед правительственной скамьей и нервно махал правой рукой, показывая всем зажатый между пальцами листок белой бумаги. Это было письмо Гитлера, только что, во время заседания, полученное в ответ на слезницу Чемберлена о встрече четырех. Гитлер соглашался на такое совещание. Чемберлен не скрывал своего восторга. Огромное большинство консерваторов устроили ему настоящую овацию. Лейбористы и либералы были более сдержанны, но тоже не скрывали своей радости. В такой обстановке Чемберлен покинул здание парламента, чтобы сразу же начать свое паломничество в Мюнхен.
На меня вся эта сцена произвела самое гнетущее впечатление. Было такое ощущение, точно видишь, как тяжелый автомобиль, переполненный людьми, катится вниз по откосу к пропасти и ты ничего не можешь сделать, для того чтобы его удержать. Сойдя с галереи для послов в кулуары парламента, я столкнулся с одним Знакомым лейбористом, который, как я видел, аплодировал Чемберлену.
— Чего вы аплодировали? — спросил я его.
— Ну, как же, — откликнулся лейборист, — все-таки Чехословакия уцелеет, да и войны, пожалуй, не будет.
Я ответил:
— Не хочу быть Кассандрой, но попомните меня: Чехословакия погибла, а война стала неизбежной.
Лейборист с изумлением посмотрел на меня.
— Вы это серьезно? — спросил он в недоумении.
— Вполне серьезно… Поживем — увидите.
Дальнейшее известно. 29 и 30 сентября состоялось мюнхенское совещание. Гитлер вел себя крайне нагло. Муссолини его поддерживал. Чемберлен и Даладье извивались, как угри. В итоге за спиной Чехословакии было подписано мюнхенское соглашение, суть которого сводилась к следующему.