Кто правит миром

Бедняга стал посмешищем обеих столиц, и ему пришлось коротать свой век в глуши, приживальщиком у какого-то небогатого, но сердобольного помещика, так как и в Петербурге, и в Москве, и в других городах империи его с тех пор называли «Долгоруков, которого высекла кухарка», а продолжать карьеру, даже карточного шулера, с такой репутацией невозможно.

Он еще счастливо отделался, эта миссия вполне могла стоить ему жизни. Во время Семилетней войны о Карле Долгорукове рассказывали, за глаза, конечно, что он отправил на тот свет больше русских, чем прусских вояк. Долгоруков действительно по самому малейшему поводу вызывал на дуэль, и в самом деле убил в поединках то ли пять, то ли шесть человек, молва раздула их число до нескольких десятков.

При всем этом он не был ни задирой, ни бретером, но никому не позволял шутить на свой счет, равно как и проявлять малейшее неуважение. Тяжелый характер, обособленность и презрение к сослуживцам и начальству стали причиной того, что он не получил ни одной награды, хотя никто не стал бы отрицать его смелость и прочие воинские доблести.

Спустя некоторое время после выигрыша у Разумовского Карл Долгоруков снял приличный двухэтажный особняк на Шпалерной улице и, выйдя в отставку, зажил жизнью, отмежеванной и от рода Долгоруковых, и от императорского двора, к которому не стремился в отличие от своих родственников.

В первом этаже особняка помещалась лаборатория, оборудованная ничуть не хуже химического кабинета Академии Наук и даже лаборатории знаменитого Лавуазье в Париже. По слухам, в этой лаборатории Карл Долгоруков, не без помощи чертей и прочей нечисти, превращал простое олово в золото, чеканил деньги и печатал фальшивые ассигнации. На самом деле лаборатория по превращению олова в благородные металлы только «съедала» золото, которое не широким потоком, но все же и не ручейком, текло в нее с бельэтажа.

Каждый вечер в бельэтаже особняка Карла Долгорукова собирались любители картежных баталий. Никто из игроцкого сообщества не смел сунуть сюда носа. Здесь играли люди из самого приличного общества и все имели полную гарантию, что только богине Фортуне подвластно, куда – налево или направо – ляжет их карта. Но и это было не так. Налево или направо – карта ложилась послушно воле Карла Долгорукова.

На глазах у партнера он умел так перетасовать колоду карт, что они складывались в необходимой ему последовательности. Никто из виртуозов игроцкого сообщества не мог даже вообразить того мастерства, которым владел Карл Долгоруков. Благодаря своей памяти, быстроте ума и ловкости пальцев, он обходился без крапленых карт и порошковых семерок-восьмерок, «втирания очков» и тому подобных дешевых шулерских приемов, за них, как известно, членов игроцкого сообщества частенько не шутя били бронзовыми подсвечниками по голове, иной раз и до смерти.

Тем, кто время от времени посещал своего рода салон Карла Долгорукова, и завсегдатаям этого высокого собрания и в голову не приходило, что все их выигрыши и проигрыши распределяются хозяином таким образом, чтобы никто не проигрывал больших денег и чтобы те, кому не повезло, могли бы иногда и выигрывать, чтобы выигрыши самого Карла Долгорукова не бросались в глаза и уравновешивались его, пусть себе и небольшими, но все-таки проигрышами, которые он делал, чтобы никто не заподозрил, что он играет безпроигрышно, наверняка.

Проигрывал он обычно одному из постоянных посетителей – Илье Никитичу Толстому. Он же – Илья Никитич Толстой – очень часто крупно выигрывал, но чаще и еще крупнее проигрывал Карлу Долгорукову. В результате все выигрывали и проигрывали приблизительно поровну, но общий баланс за некоторое продолжительное время складывался, и довольно существенно, в пользу Карла Долгорукова – с учетом денег, проходивших через руки Толстого, он был его подставным партнером, и с ним Карл Долгоруков поровну делил прибыль от своего игорного заведения. (Свою часть прибыли Толстой спускал здесь же, в «салоне», и это еще больше маскировало общую картину).

4. КАРЛ ДОЛГОРУКОВ И ТОЛСТОЙ

Они сошлись[81]…

А. С. Пушкин.

Толстой происходил из старинного дворянского рода. Знаменитый предок его, Петр Андреевич Толстой[82], переметнувшийся от доверившейся ему свояченицы – царевны Софьи[83] – к победившему ее юному царю Петру I[84] и неблаговидными делами заслуживший милость сурового хозяина, был причастен к смерти несчастного царевича Алексея, по слухам, он задушил его, вместе со своими подельниками заплечных дел, подушкой в пыточном подвале.

После смерти императора Петра I Толстому пришлось столкнуться с всесильным Меншиковым. Толстой проиграл борьбу за место у трона, и его сослали в Соловецкий монастырь, где он и умер в обледенелой яме, до последних дней своих оставаясь в кандалах; в них его и похоронили, так как, согласно легенде, никто не посмел снять цепи с опального вельможи, душа которого, несмотря на заклепанное навечно железо, освободилась безо всякого разрешения из Санкт-Петербурга.