Кто репрессировал в 30-х: Братья Берманы? Сталин? Или...

А уже по устоявшейся коммунистической традиции вместе с классовыми врагами — крестьянами в одной «бандитской» упряжке идут на плаху русские писатели — «почвенники», оставшиеся ещё в живых «черносотенцы» — дворяне и «спецы», и остатки православных священников. Так оно опять трагически и случилось. И в таком «массиве», в отличие от репрессий против троцкистов, уже невозможно говорить о справедливости, правомерности, обоснованности действий Сталина, о тонкой грани или малой вероятной «погрешности».

Качественно новый этап репрессий в СССР начался с судьбоносного для огромного числа советских граждан пленума Коммунистической партии, прошедшего 23-29 июня 1937 года. В начале пленума наблюдались закономерные для этого периода решения — из членов ЦК и кандидатов в члены ЦК исключили 19 человек: Б. Шеболдаева, Е. Вегера, М. Калмановича и др.

Затем на пленуме неожиданно даже повеяло «оттепелью» — Таршис-Пятницкий и Каминский выступили с обращением к руководству НКВД за снижение уровня репрессий в стране. Таршис-Пятницкий даже предложил создать комиссию по проверке деятельности НКВД, но это его предложение не поддержали, — «несвоевременно». Неожиданно и Сталин поддержал тему снижения репрессий, — предупредил от «перебарщивания» в деле поголовного уничтожения остатков в СССР дворян и их потомков: «Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудовому народу, имеют ввиду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения. Энгельс был сын фабриканта».

Но с дворянами и их потомками — ладно, их осталось в СССР единицы; с заговором троцкистов за три года, похоже, разобрались окончательно; а что делать с косо смотрящими в сторону Советской власти, незаслуженно обиженными, репрессированными бывшими крестьянами, некогда лучшими хлеборобами — «кулаками»? Ведь это потенциальные враги, ждущие удобного момента отомстить, отквитаться, и их — миллионы по всей стране, и на их сотрудников НКВД не хватит. Эта смесь неприятных остатков совести и страха заговорила в конце пленума у бдительного, предусмотрительного секретаря бюро партии Западно-Сибирского края Роберта Эйхе, который, как сознательный коммунист, 28 июня 1937 года поднял крестьянскую тему и предложил свою партийную помощь НКВД. При этом инициативный Эйхе сделал конкретное продуманное предложение: с целью экономии времени и быстрого оперативного реагирования в борьбе с заговорщиками, «врагами народа» — с сосланными к нему в Сибирь «бывшими «кулаками» позволить ему создать властную «тройку» из местных руководителей: главного партийного (то есть — его), главного прокурора и главного местного нквэдиста, и эта «тройка» должна быть наделена Центром правом выносить смертные приговоры без суда. Сталину это предложение понравилось, он его одобрил, и пленум 28 июня 1937 года принял трагическое для граждан СССР решение, которое мы подробно рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Жаркое» лето 1937-го. Предложение Эйхе, одобренное Сталиным.

Эйхе просил у Кремля предоставить исключительное право на вынесение смертного приговора не первый раз. В 1934 году Политбюро из-за Эйхе уже нарушало установленный порядок вынесения смертных приговоров, тогда на два месяца — с 19 сентября по 15 ноября по настойчивой просьбе Эйхе получил право давать санкцию на высшую меру наказания — на расстрел; и тогда пострадало много ссыльных крестьян, рабочих и неугодных Эйхе руководителей различных уровней. А после этого прецедента, в конце 1934 года такое же право на вынесение смертного приговора получили на короткий срок руководители азиатских республик вместе с комиссией Куйбышева.

На этот раз 28 июня 1937 года Эйхе повторил свой маневр-просьбу, и Сталин опять с одобрением к этому отнесся. Историк Юрий Жуков в своей книге «Иной Сталин» (2003 г.) пишет: «Накануне закрытия пленума, 28 июня 1937 г., произошло нечто весьма странное, до наших дней окруженное плотной завесой тайны. ПБ приняло решение, нигде не зафиксированное — ни в его обычных протоколах, ни в "особой папке", но тем не менее существующее, даже имеющее обычный канцелярский номер: протокол 51, пункт 66. Оно гласило:

"1. Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков. 2. Для быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (он же Лев Коган — Р.К.) (председателя), начальника управления НКВД по Западной Сибири, тов. Баркова, прокурора Западно-Сибирского края, и тов. Эйхе, секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии"».