Кто сказал: "Война"? (СИ)

И началось обучение. Сначала буквы и цифры, слова, знаки речи и знаки счета. Потом небольшие книжки и простые задачи. А в перерывах Озавир рассказывал, чем и как можно облегчить его боли. Потом Ярмил спросил о других лекарствах, посланник рассказал и это: о разных веществах, которые помогают победить болезни, о том, что некоторые из них добывают как камни, другие берут из растений и животных. А самые сильнодействующие нужно готовить специально, для каждой хвори по-разному. И даже показал, как делать некоторые. Делал, и объяснял:

— Разные вещества, соединившись, меняют свойства. И какие свойства они обретут, зависит от количества первоначальных составляющих и от условий, в которых ты готовишь. И еще запомни: то, что в малых дозах лекарство, в больших — всегда яд.

— Ты, наверное, целитель, — решил тогда Ярмил, — раз так много об этом знаешь.

А он опять только посмеялся:

— Что ты! Об этом я знаю очень мало. Только то, что каждый орбинский мальчишка изучает в семинарии.

Ярмил тогда долго думал, что же за место такое — этот Орбин, если там каждого мальчишку учат стольким премудростям? Он полюбил этот город, даже не увидев, не узнав его, заранее. И решил, что обязательно там побывает, чего бы это ни стоило.

Но орбинцы схватили и казнили Озавира как изменника…

Златокудрый посланник был единственным человеком в жизни Ярмила, который не жалел его и не презирал, а слушал, стремился понять; уважал его ум и характер и, несмотря на немощное тело, верил, что однажды Ярмил не из вежливости, а по заслугам будет именоваться славным и великим. Сам Ярмил, конечно, не был простофилей — понимал, что Озавиру выгодно посадить на трон Умгарии друга своей страны, а не врага и завоевателя… ну и пусть! Он был согласен: тот, кто поможет избавиться от боли и прожить долгую, деятельную жизнь, и есть самый настоящий друг.

Только вот в Орбине дружбу с кнезичем посчитали предательством… отчего? Почему? Ярмил долго думал, но понять так и не смог. И дал себе зарок, что однажды спросит. Сам доберется до главных златокудрых вождей… как бы они там не назывались, и потребует ответа: за что казнили Озавира? И почему война и кровь просвещенным мудрецам показались желаннее мира и дружбы?

Но Озавир все-таки сдержал слово: когда уехал — прислал книги, много книг, целых два десятка. И Ярмил учился. Было трудно, потому что читал он еще плохо и многого сразу не понимал, но старания принесли свои плоды. Теперь умгарский кнезич не только бегло читал по-орбински, но и освоил арифметику, азы естественных наук и даже научился составлять карты. Потому-то кнез Вадан и пожелал наконец видеть на военном совете своего старшего сына.

Закончив с ногой, Ярмил принялся разминать спину: водить плечами и плавно скручиваться то в одну сторону, то в другую… Необходимых для лечения движений было много, и проделывать их следовало правильно, многократно повторяя, но за все время тут, в походном лагере, ему это еще ни разу не удалось. Вот и теперь он едва начал, а с улицы уже полог тянут:

— Кнезич Ярмил! Подводы подошли. Старшина принять просит…

Пришлось бросить разминку на середине, спешно одеваться и идти. За снабжение армии фуражом и провизией отвечал он. Молодой дружинник, который принес весть о прибытии купцов, почтительно засеменил рядом, приноравливаясь к неширокому сбивчивому шагу калеки. Но ни торопить, ни обгонять не посмел: теперь в армии старшего сына кнеза Вадана уважали.

А три месяца назад, когда он только появился в расположении войск, об уважении и мечтать не приходилось: новобранцы в голос не смеялись — и то ладно. Присмирели, когда он оказался единственным, кто смог разобраться в захваченных у врага документах. Все по полочкам разложил: и к какой местности относятся карты, и какими знаками отмечены военные укрепления, а какими — мирные города и деревни. И даже число вражеских бойцов посчитал по продовольственным спискам. Но тогда только удивились, остерегаться начали, а по-настоящему зауважали, когда подошел первый обоз с зерном.

Кули, сложенные в подводах, Ярмилу сразу не понравились, да и купец, что обоз привел, тоже: красивый парень, высокий, плечистый, а глаза масленые, не по стати приветливые. Лживые. Поэтому, когда старшина уже дал отмашку сгружать, Ярмил приказал остановиться. Старшиной был дюжий дядька, заслуженный ветеран, недаром поставленный своим кнезом начальствовать в лагере, самоуправство мальчишки-калеки его возмутило. Но, видно, он вовремя вспомнил, что мальчишка — сын самого Вадана Булатного. Нелюбимый, говорят, но кто знает?.. Ярмил все эти сомнения по лицу старого вояки прочел как по открытой книге, и понял: если сейчас ошибется, потом не оправдается. Все же повторил:

— Погоди сгружать.

Доковылял к самой подводе, ткнул пальцем в верхний мешок и спросил:

— Куль, как я помню, должен быть ровно пять малых бочонков? Найдется ли у нас торговая мера?

Купец на Ярмила даже не взглянул, засуетился вокруг старшины:

— Да все честно, уважаемый, что ты! У верного человека куплено, да и сам я проверял… перед богами честью своей купеческой клянусь!