Кто служил в армии, в цирке не смеётся

— Прапорщик, — по лицу командира пронеслась тень неудовольствия и раскатистый голос комбата был наполнен ядовитым сарказмом, — скоро год как ты здесь и пора выучить хотя бы элементарное.

Подполковник повернулся к замполиту:

— Юрий Петрович, следующий раз, когда вы с прапорщиком поедете на очередную «Дружбу» с немцами Мунтяну лично мне сдаёт немецкий язык. Пока не сдаст — никуда не поедет. Понятно, прапорщик?

— Так точно, товарищ подполковник, — у Мунтяну сразу стало кислое лицо, хотя голос был таким же бодрым и говорил обратное — «выучу, выучу завтра же выучу…». Строй сдержанно рассмеялся, потому что Толик был, как и все молдаване несколько туповатый, но старательно-исполнительный и лелеял мечту — после окончания контракта уехать к себе в Молдавию и стать секретарём горкома комсомола. Это ему пообещал высокопоставленный родственник, но сказал:

— Но, Анатолий, надо тебе по комсомольской линии послужить в армии…

Так что, чтобы не заработать минусы в лице командира батальона, теперь Толик будет упорно и безуспешно зубрить немецкие слова. В этом никто не сомневался, поэтому и смеялись.

— Цеханович, — комбат уткнулся взглядом в меня, — завтра поможешь со своим немецким языком купить комсомольцу… Ну… и поздравите вместе.

До обеда Мунтяну развил кипучую деятельность и задолбал меня разными вопросами — А что мы будем покупать? А куда пойдём? А сколько нужно взять солдат?

Короче достал он меня и я его послал. Послал до девяти тридцати следующего утра и до КПП, где мы и встретились завтра. Там уже меня ждали и пятеро моих солдат. По большому счёту хватило бы и одного таскать подарки, но я всегда, когда шёл в город, брал солдат по максимуму и устраивал им небольшое увольнение. На трамвае доехали до центра города и через час бесцельных шатаний по магазинам пришли к горестным выводам. Во-первых: 10 марок это чрезвычайно мало для хоть даже маломальского сувенира. Во-вторых: поздно покупки делать. Цветов, какие мы могли купить на эти жалкие деньги, уже нет.

Последующие два часа прошли довольно бурно и в беспорядочных метаньях по торговым точкам, в ходе которых мы с Мунтяну переругались вдребезги и не раз. И только приказ командира батальона помог нам найти какой-то консенсус. Так что к часу дня мы двигались к трамвайной остановке всё-таки нагруженные пакетами с немудрящими сувенирами, которые было не стыдно подарить. Мы уложились в восемь марок и семьдесят пять пфеннигов на каждую женщину. А на оставшиеся марку двадцать пять просто ничего не нашлось, поэтому решили с Толиком банально их пропить завтра в гаштетте.

Бойцы устало плюхнулись на остановочную лавочку, а мы с Толиком решили зайти в небольшой магазинчик напротив, с незатейливой вывеской «Тысяча мелочей».

— Пошли, Толик, посмотрим точно там тысяча мелочей или меньше? Всё равно до трамвая пять минут.

Дверной колокольчик звонко тренькнул и на его звук из подсобки вышла опрятная молодая немка и поздоровалась с нами.

Внутреннее содержимое магазинчика действительно соответствовало его названию. Все полки стенных шкафов и стеклянные прилавки были заполнены бесчисленным количеством галантерейного ширпотреба и другой хозяйственной мелочёвкой. Толик сразу уткнулся в дешёвую стеклянную бижутерию, а меня больше заинтересовал набор мелких гвоздей в небольших аккуратных ящичках. Потом плавно переключился на разнообразие перочинных ножичков, а глянув под стекло другого прилавка, внезапно уткнулся в маленький, но симпатичный, наполненный цветной жидкостью, флакончик. И ценник под ним обнадёживающе гласил — марка двадцать пять.

— Оп-па-на…, Толик, смотри тут какая-то хрень и именно на марку двадцать пять, — я живо подозвал продавщицу, с интересом наблюдающую за нами и попросил показать этот флакончик.

— Тааак…, тут написано Wasser…, wasser, чёрт дальше перевести не могу, — открутил миниатюрную пластмассовую пробочку и нюхнул, — оооо…, гляди-ка и приятно пахнет.

Я сунул пузырёк под нос Толику, тот осторожно нюхнув, взял флакончик в руки, покрутил его и спросил:

— А что такое Wasser?

— Ну, Толя, ты и даёшь… надо хоть простые слова знать. Вода — это значит. Ну что понравился тебе запах? Наверно, духи это? Правда цена смущает…, маловато для духов чего то…

— Нормально пахнет. Давай, Боря, возьмём — как раз уложимся.

— Берём, — принял я решение и обратился к немке по-немецки, протягивая маленькую, стеклянную посудину:

— Фройляйн, дайте мне пожалуйста тридцать один флакончик, вот этой воды.

Немка подняла в удивлении высоко тонкие, выщипанные брови, взяла в руки флакончик, повертела задумавшись на несколько секунд его в руках, а потом ткнув мизинчиком в надпись, что-то быстро и неразборчиво затараторила.

Толик, восхищённо выслушав, как я бойко протараторил заказ, теперь лупал глазами, слушая эту тарабарщину, а когда немка перестала говорить и вопросительно уставилась на нас, затеребил меня за рукав шинели.

— Боря, что она там наговорила?

— Да я сам толком не понял. Тарахтит, как сенокосилка… Понял, что это какая-то особенная туалетная вода. Примерно так, что-то там ещё про воду кудахтала… Всё равно берём.