— Фройляйн, всё нормально. Всё поняли, но мне нужно тридцать один флакончик. Я покупаю, — снова заверил продавщицу на ломанном немецком языке и Толик суетливо достал деньги из кармана.
Немка было снова принялась мне объяснять, но потом махнула рукой и повернувшись к внутренним помещениям, закричала:
— Marta…, Marta, komm zu mir.
— Зовёт кого-то, — перевёл Толику.
— Да я сам понял.
Из подсобки выплыла высокая, с мощной грудью, крашеная блондинкой немка, за ней показались ещё две. Молодая немка опять затараторила, показывая флакончик и тыкая пальцем на нас. Старшая, надев маску удивления на лицо, кивнула продавщице и степенно подплыла к нам и также степенно начала по новой что-то нам терпеливо объяснять, плавными движениями показывая на флакончик. Я же внутренне затосковал, ничего не понимая и лишь в конце понял её вопрос.
Всё это я выслушал с умным и терпеливым выражением лица, отмахнувшись от Толика, который тоже хотел участвовать в этой дискуссии. Выслушал и с тем же выражением на лице начал говорить, тщательно проговаривая немецкие слова:
— Да, фройляйн, всё понятно. Да, конечно, понимаю и нам для этого нужно именно тридцать один флакончик. Да, да, для всех женщин. Именно, у нас тридцать одна русская женщина… И это для них…
Все немки разом заговорили, когда я начал говорить, но к концу моего объяснения уже трагически молчали, лишь изумлённо тараща на нас глаза.
Старшая немка кинулась было опять объяснять, но дверь открылась и в проёме показалась голова сержанта Григорьева:
— Товарищ прапорщик, трамвай там вдалеке показался… Поедемте, чтоб вовремя на обед успеть…
Я вежливо прервал немку и твёрдым голосом попросил быстренько продать и завернуть тридцать один флакончик. В полнейшей тишине молодая немка, под сочувственными взглядами товарок, быстро обслужила нас и мы вовремя выскочили к подъехавшему трамваю. Оперативно загрузились в последний вагон и трамвай, голосисто тренькнув звонком, тронулся. Мы загрузились на заднюю площадку, мелькнуло и скрылось за поворотом улицы высокое крыльцо магазинчика «Тысяча мелочей», куда вышел весь женский персонал магазина, который проводил нас долгими взглядами, бурно обсуждая нашу покупку. У меня в душе шевельнулось некое непонятное чувство подозрения, что мы сделали что-то не так. Шевельнулось и погасло, глядя на довольное лицо Толика Мунтяну, выполнившего приказ командира батальона и на удовлетворённые лица своих подчинённых, довольные насыщенной поездкой. Бойцы брали с собой фотоаппарат и пока мы спорили и решали — Что купить — они фотографировались.
На КПП, отпустив солдат, быстро сформировали подарки и пошли поздравлять. Встречали нас везде по-русски, хлебосольно. Толик говорил цветистые спичи и поздравления, но не пил. Он был приверженец национального вина, а я лихо выпивал поднесённую рюмку водки. Поэтому концовку поздравлений помнил уже с трудом.
… Прошло две недели. В ожидании утреннего развода офицеры и прапорщики батальона собрались в курилке, коротая время за разговорами. Но это спокойствие было нарушено, лихо ворвавшимся в курилку старшим техником седьмой роты. Улыбаясь во всё лицо, закурив сигарету и весело пыхнув сизым облаком в мою сторону, Сергей Мошкин загадочно спросил.
— Парни, а помните Толик Мунтяну и Боря, подарки нашим женщинам дарили на 8ое Марта?
— Ну…, а что такое? Помним, конечно…, — послышались голоса офицеров и прапорщиков, заинтригованные непонятным весельем Мошкина.
А Мошкин смеялся:
— А помните, там такой флакончик с духами был?
— Ну…, помним… А чего ты ржёшь?
А Серёга продолжал веселиться:
— А скажите, как ваши бабы этими духами пользовались?
— Как…, как? Моя, как в город идти — так обязательно подушиться…
— А моя подмышками брызгается…
— А моя в сапоги пшикает, чтобы потом не пахло…
— А моя…
Серёга аж загибался от смеха, выслушивая варианты ответов, а когда все, в том числе и я, навалились на него, требуя объяснения, он взмолился:
— Парни, всё…, хорош. А теперь рассказываю и сейчас уссытесь от смеха…
— Моя жена, как вы знаете, на 8ое Марта отсутствовал. Была в Союзе у родителей. Поэтому подарок для неё я у Толика с Борей принял. А вчера она приехала и вечером от нашего коллектива ей вручил. Ну, она достаёт этот флакончик, прочитала надпись на нём и как засмеётся. И говорит — Что, всем женщинам вот эти духи подарили? И опять как засмеётся… Я, говорю — Да…, пахнут хорошо. А в чём делом? А она мне мизинчиком тычет в надпись, она же у меня институт иностранных языков закончила и немецкий знает в совершенстве, и читает — Жидкость для вспрыскивания покойников… Чтоб они не пахли… Вот что это за Духиии…
Громовой хохот потряс всю курилку, а когда все кончили смеяться, заржали по новой и с ещё большей силой, выслушав мои пояснения.
— Аааа…, теперь-то я понимаю, чего они мне объясняли. Говорили, что это жидкость для покойников. А я им в ответ, да ещё с умным и серьёзным лицом — Да…, я понимаю. Да мне нужно тридцать один флакончик и у нас тридцать один женский труп и всё русские женщины… Во, долбоёб то…
Целина, целина, голубые дали