Кто служил в армии, в цирке не смеётся

Но козёл до следующего приезда начальства не удержался. Он достал всех. Быстро впав в зависимость от никотина, ему уже не хватало тех четырёх-шести сигарет на сутки. Он требовал от солдат своего всё больше и больше. И чем больше курил, тем больше ему хотелось. Стал по ночам будить то одного, то другого, а когда сонные солдаты отпинывались или хлестали его наотмашь тапочком — разбегался и сильным ударом рогов скидывал жадюгу с кровати и среди ночи начиналось веселье. Обиженный боец бегал за козлом, а остальные веселились. И срал, где не попадя. Благо хоть срал катышками, но всё равно было неприятно вступить ночью в кучу катышков, да при этом ещё и поскользнуться, и качественно хрястнуться на холодный мозаичный пол.

После козла в казарме обосновалась собачка таких «дворянских кровей», что даже опытный собачник не смог бы сказать, сколько кобелей одновременно поимели её мамашу. Собачка была умненькой, но жутко не любили офицеров и когда ночью приходили с проверкой дежурный или его помощник, весь дивизион просыпался от звонкого лая. Второй этаж тоже. А когда она с пеной у рта облаяла командира, то через пять минут при обоюдном удовольствии, офицеров и солдат, сильным пинком под зад была выбита из подъезда казармы на мороз.

Дольше всех держался здоровенный, наглый и рыжий котяра. На обильных солдатских харчах он разжирел, шёрстка красиво залоснилась, приобрёл важную вальяжность. Но совершил глупую ошибку, вернее будет сказать — нездоровую шутку сыграли инстинкты.

Так как вороны и другая мелкая летающая дичь уже всем надоела, то решили удивить командующего чем-то новеньким. Один из офицеров полка, из жарких стран привёз говорящего попугая. И это был не простой попугай: здоровенная птица с псевдо зачатками интеллекта. Мог говорить как матерные слова — говорить сочно, с командирскими раскатами как на строевом плацу и мог отвечать на простые вопросы, например:

— Кеша, жрать хочешь? Или — Кеша ты в туалет слетал?

— Кеша всегда жрать хочет…, Кеша уже обоссался…, — отвечал и на другие вопросы, создавая иллюзию диалога и это было довольно уморительно. Я уж не говорю, что птица была членом семьи и любимым членом.

Еле уговорили принести попугая на время посещения командованием округа и первым секретарём. Чтобы он освоился в казарме, принесли за два часа и все эти два часа котяра сидел перед клеткой и с любопытством наблюдал за диковинной, разноцветной птицей, тем не менее, не проявляя видимой агрессивности — только простое любопытство.

Пообщавшись с попугаем и выслушав порцию отборного мата. А также задав ему несколько глупых вопросов и получив такие же глупые ответы, все дружно посмеялись и тронулись по расписанному маршруту. Вот тут то и котяра воспользовался паузой. Как уж он залез вовнутрь клетки, никого даже не заинтересовало. Попугай, после короткого боя, был убит и нагло сожран, а сам котяра уселся в куче разноцветных перьев и стал беззаботно умываться. От смерти его спасла только вёрткость и быстрые ноги. Вспомнив недавнее помоечное житьё-бытиё кот, осыпаемый градом ударов, стремительно заметался по расположению и, воспользовавшись открывающейся дверью, когда заходил владелец попугая, ещё не знавший о беде, почти сбил его с ног и выскочил на улицу. Больше в расположении полка он благоразумно не появлялся. Какие были разборки между владельцем попугая и дивизионом, даже не хочется вспоминать. Тем более что офицер был решительным здоровяком и от увечья дневальных спасали всем офицерским составом дивизиона. После этого он переключился на командира дивизиона, автора этой идеи и опять пришлось всем офицерам ввязываться в разборки. Только к вечеру в дивизионе наступила тишина и покой, позволившая замерзшему личному составу вернуться в казармы. Поминки по попугаю были масштабные и только чрезмерное возлияние свело на нет конфликт. Но ещё долго смурнели глаза и сжимались кулаки офицера при виде весело идущего строем дивизиона.

После такого печального происшествия у всех энтузиастов моментально пропало желание экспериментировать и фонтанировать идеями. В довершение всего обнаглевшие крысы однажды ночью выгрызли полностью у чучела глухаря задницу и теперь его пришлось переселить на другую ветку жопой в угол, чтобы не дай бог начальство не могло усмотреть данного увечья. Но даже в таком виде глухарь веселил своим видом любопытствующих, продолжая гордо закинув голову призывать на случку самочку, даже не подозревая, что вместе с задницей твари сожрали наверно и детородные птичьи органы.