Кто служил в армии, в цирке не смеётся

— Как? Опять? — Кривой аж подпрыгнул на месте, — Вильчинский, ты что опять разводишься? Да я тебя посажу за многожёнство…

— Товарищ полковник, я когда женюсь на этот момент всегда разведённый. — С некоторой долей обиды ответил лейтенант.

— Вильчинский, если ты опять будешь разводится, то разводись до Нового года, чтобы новый 1986 год без «палки» начался. Ну, ладно с тобой отдельный разговор будет.

Командир сдвинулся к лейтенанту Аксёнову и зловеще-отеческим тоном спросил:

— А ты что скажешь «Железная голова»? Готов?

Андрюха Аксёнов среагировал нервно и обидчиво заявил:

— Товарищ полковник, вы почему меня оскорбляете? Я офицер и у меня есть воинское звание…, — чем немало позабавил, как командира полка, так и нас с Вильчинским — мы оба громко фыркнули. А командир полка развёл руки в показном удивлении.

— А я почему не могу так тебя называть? Тебя весь полк так называет. Аааа…, тебе наверно больше нравиться, чтобы я тебе называл — «Железный человек». Хорошо. «Железный человек» ты готов ехать в Афганистан, выполнять свой интернациональный долг?

Лейтенант Аксёнов своё прозвище «Железная голова» получил после одного трагикомичного случая. Он по просьбе Стаса Вильчинского помочь в ремонте его машины, залез в ПРП и лёг на спину на днище башни, засунув голову в шлемофоне в дальний угол. Стас в это время сидел на сиденье внутри башни и держался руками за электроприводы поворота башни, ожидая команды Аксёнова.

— Стас, давай поверни башню немного вправо.

Ни Аксёнов, ни Вилчинский, каждый из них, совсем не подумали, что то что для Аксёнова «Право», для Вильчинского — «Лево». Стас добросовестно выполнил команду и крутанул от всей своей молодой дури электроприводы вправо для себя, а для Аксёнова башня стала поворачиваться влево и сразу же зажала голову Андрею.

— Стас, Стас, сволочь…, — завопил от боли и страха Аксёнов, — вправо, вправо я же просил…

— Понял! Даю ещё вправо, — лейтенант совсем до отказа крутанул электроприводы, электродвигатели истошно взвыли на высокой ноте. Также взвыл и Аксёнов, услышав, как затрещали кости черепа и тут же движки «полетели», а голова Андрюхи осталась намертво зажатой в глубине машины.

Минут пятьдесят слышались на весь парк вопли Аксёнова, потом он потерял сознание, а ещё через полчаса его достали и отправили в госпиталь. К всеобщему удивлению, череп не лопнул, но форма головы заметно изменилась. В принципе, врачи его довольно успешно вылечили, но Аксёнов стал дурковать, чтобы прикрываясь травмой головы, перевестись в военкомат и спокойно там служить. Вот и сейчас, можно даже не гадая точно угадать, что ответит Аксёнов командиру.

— Товарищ полковник, я не могу. У меня постоянно болит голова, а в последнее время в голове появилась музыка и какие-то голоса, которые куда-то меня зовут…

— Понятно, примерно что-то такое я и ожидал услышать от тебя, — командир сделал шаг в мою сторону, — Ну…, а ты Цеханович, что придумаешь, чтобы Афгана избежать? Давай, только что-нибудь поинтересней придумай: ты ведь постарше этих школяров.

— А я и ничего придумывать не буду. Я готов ехать выполнять интернациональный долг.

— Во как… — Кривулькин явно был не готов к такому повороту и теперь крутился вокруг меня с интересом разглядывая, как будто видел впервые, — не ожидал…, не ожидал… Ну… а всё-таки?

— А чего тут вилять, товарищ полковник: мне тридцать лет. Опытный артиллерист, я так думаю. Квартира есть, жена работает. Сам не напрашивался, а раз жребий выпал — надо ехать. Готов, товарищ полковник, и не струсил, если вы так подумали про меня. — Я твёрдо посмотрел в глаза командира полка и вспомнил недавний случай.

Был у нас в полку нормальный старший лейтенант по фамилии Кружалин. Чем-то он сразу не понравился командиру полка и при каждом удобном случае тот «драл его как сидорову козу». При этом, не стесняясь в выражениях. Почему-то ему казалось, что старший лейтенант — страшный трус. И чтобы всем показать, что тот трус, Кривулькин при удобном случае засунул его в Афганистан, думая что тот сразу начнёт отмазываться или бегать за командиром и просить его отставить от этой командировки. Но Кружалин молча рассчитался, накрыл «поляну» как положено нормальному офицеру и уехал в Афган. А месяц назад, поздно вечером, в кабинете командира появляется уже капитан Кружалин, который приехал в двухмесячный отпуск. Невозмутимо представился растерявшемуся командиру полка, открыл дипломат и молча выставил на стол три бутылки пятизвёздочного коньяка. Потом также невозмутимо расстегнул шинель, где на его груди кроваво блеснули два ордена «Красной звезды». Взял со стола чёрный пластмассовый стаканчик и, не стесняясь, высыпал из него перед командиром полка карандаши и ручки. Деловито подул туда, выдувая невидимую пыль, с хрустом скрутил пробку с коньячной бутылки и также молча наполнил стаканчик коньяком.