Кто служил в армии, в цирке не смеётся

И этот, блядь, Андрюха, продолжал служить спустя рукава, периодически залетая, но не по крупняку и всё ограничивалось, как правило, «занесением замечания в грудную клетку», ну…, может ещё куда… Надо сказать, не моя метода, но Зяблицев был как раз из того племени, которое понимало только кулак и причём его надо было бить ещё и по графику.

Был у меня такой солдат Ершов, когда служил в арт. полку в советское время. Ходячее ЧП. Вот с ним как раз пришлось работать по графику. Заходишь в подразделение утром и сразу же ему такой хороший подзатыльник. Тресьььь… Даже не спрашивая ничего и не думая, а просто зная — не ошибся. И Ершов, отскочив в сторону, не кричит обиженно и оскорблённо:

— За что?????

А виновато канючит:

— Не хотел я, товарищ прапорщик, так получилось…, — и мне даже в данный момент не интересно — что у него не получилось и за что меня будут ругать на утреннем разводе.

Заходишь через два часа в казарму и Дыньььь… Ему в дыню молча и слушаешь покаянные вопли солдата:

— Ну не заметил я…, не заметил, когда за угол свернул и не отдал воинского приветствия командиру полка…

Ещё раз Дынььььь…, по чайнику и тут же следует продолжение:

— Ну и сбил его с ног…, — а в шестнадцать ноль-ноль меня уже своими ногами «топтал» командир полка, распялив в крике рот с достаточно убедительным и категоричным выводом — «Какие подчинённые — такие и командиры».

А в шестнадцать тридцать новое замечание в грудную клетку уже за разбитое стекло в туалете. Уходя вечером домой, профилактический и предупреждающий удар — Не Сметь…! Бесполезно, потому что утром меня уже топтал замполит полка за оторванное в драке ухо. А Ершов тоскливо тянул на одной ноте:

— А я что…? Я ведь ничего…, я ведь с ним и не дрался совсем… Так…, за ухо слегка потрогал, а оно чего-то отвалилось…

Моё противостояние с Ершовым затягивалось и грозилось вылиться в хорошее ЧП окружного масштаба. Или его убью, потому что он ничего не понимал, и я уже остановиться не мог. Или он меня застрелит, заступая в караул…

Но бог есть и он всё видит. И в самый пик наших непростых взаимоотношений, пришёл приказ на отправку с дивизии команды для дальнейшей службы на Дальнем востоке. И при обоюдном удовлетворении, молчаливом согласии командования. Ершов оказался там в числе первых. Но даже его отбытие принесло мне огорчения и неприятности.

— Боря, — позвонил мне дежурный по парку, — у тебя на воротах бокса печать отлетела. Пришли кого-нибудь или сам приди и опечатай…

— Понял, — идти самому не хотелось и я вышел в расположение, где на этот момент дисциплинированно сидел Ершов с вещмешком, ожидая команды на погрузку на машину. — Ершов, пока ты тут, сгоняй в парк и опечатай бокс.

Солдат взял мою металлическую печать для хранилищ, ускакал в парк, а через десять минут доложил о выполнении приказа. А тут пошла команда на погрузку.

— Ну… ты, товарищ солдат, не держи зла на меня. Сам знаешь, сколько неприятностей через тебя хлебанул. Смотри там, сделай выводы и служи на новом месте по нормальному.

А через час я возмущённо возопил к небесам:

— Ершов, сука, я убью тебя…, — он не вернул мне печать и в конце месяца я схлопотал полновесный выговорешник.

Примерно такая же картина была и с Зяблинцевым, но я уже не опускался на уровень прапорщика. Всё-таки был майором и тут больше нужно было работать головой.

— Ирина Владимировна? — Удивлённо и одновременно озадаченно воскликнул я, увидев в дверях кабинета, сестру Зяблинцева, — Я что? Не знаю про очередное уголовное дело вашего брата?

Сейчас она выглядела ещё шикарнее, чем когда приезжала в прошлый раз. Да и видел её всегда либо в шубе, либо в тёплой куртке. А тут, в мае, она была в прекрасном кремового цвета, брючном костюме, с глубоким многообещающим открытым вырезом на груди, притягивающий любой мужской взор таинственной глубиной.

— Тьфу, тьфу, тьфу…, — весело сплюнула молодая женщина, проходя к моему столу, — на этот раз совершенно по другому поводу.

Она легко села на стул и бесшабашно поставила на стол элегантный пакет, в котором безошибочно можно было угадать и неплохую выпивку и такую же закуску.

— Что такой за жизненный повод, что вы столь многозначительно ставите на стол пакет с выпивкой? — Весело ёрничал я, а Ирина, сходу подхватив беззаботный стиль общения, также весело и легко предложила.

— Может сначала выпьем для того чтобы все вопросы и предложения с моей стороны воспринимались и решались легко и просто с вашей стороны, — и молодая женщина непринуждённо стала выставлять на стол действительно ну очень хорошую выпивку и уже нарезанную и готовую закуску. — Да заодно перейдёмте на «Ты», а то я как услышу — Ирина Владимировна, так мне всё кажется, что я уже в бальзаковском возрасте…

— Нееее…, Ирина Владимировна, — многозначительно засмеялся я и, подавшись вперёд, продолжил, — так дело не пойдёт. Чтоб просто и легко решать вопросы… Как говориться в одном известном произведении — «Сначала деньги — потом стулья»…

Та мило улыбнулась и кокетливо, ничуть не смущаясь, спросила, обведя пальчиком кабинет: