Кто там ходит так тихо в траве

— Я его не знаю, английский язык, — сказал я.

— А почему? У вас в школе что — немецкий или французский? Но ты все равно правильно ответил, грамотно.

— Нет, в школе у нас английский.

— Так почему ты не знаешь?

— У меня тройка, — сказал я.

Я подумал вдруг, что мама сейчас стоит за дверью и старается услышать, о чем мы говорим.

— Мне моя велела к вам заскочить, — сказал он. — Потому что тебе нужна помощь. Он, говорит, новичок в нашем городе, у него, говорит, трудности. Какие именно?

Ничего я не мог с собой поделать. Я и так-то не глядел на него, а тут вообще отвернулся и молчал, наверное, целую вечность. Конечно, хамство было молчать так долго, если человек пришел к тебе в гости, но я ничего не мог с собой поделать, ничего...

Вдруг, сам не понимаю, как это вышло, я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза. Прямо в глаза! Как я сумел? Нет, это не я сумел, не специально, просто что-то меня заставило.

Он вдруг стал что-то громко насвистывать, глядя мимо меня, и потом сказал:

— Ну, привет. Я пошел, — сказал он.

— Привет, — сказал я.

— Забегай поболтать.

— Я тут скоро по горло занят буду, — сказал я, краснея. Я опять старался не смотреть на него, когда закрывал за ним дверь. Честно, я почувствовал вдруг, что жутко устал.

— Почему он так быстро? — спросила мама. — Ты его обидел?

— Вот еще!

— Может, он тебя?

— Нет-нет, — сказал я.

— Он так быстро ушел, — сказала мама, вздохнув.

— Ему нужно выучить сегодня пятьсот новых английских слов, — сказал я.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Что делают с детьми! Он хороший мальчик?

— Просто прекрасный!

— И ты с ним подружился, не так ли?

— Почти. Сразу ведь невозможно.

— Да-да, — сказала она. — Конечно. Я только очень хочу, чтобы ты не расстраивался, что сразу подружиться невозможно.

Когда она это сказала, со мной вдруг что-то случилось: я вдруг запрыгал, забегал по квартире. «Что с тобой? Что с тобой?!» — кричала мама. «Ничего, ничего, я сейчас, я скоро!» — кричал я. «Что же с тобой?!» — кричала она. «Ерунда! — кричал я. — Я сейчас!» — и выскочил, хлопнув дверью, из квартиры на лестницу с белым листком бумаги в руке. Я даже не помню, откуда он у меня в руке взялся.

Я помчался по лестнице наверх, на самый верх, на восьмой этаж, и только там остановился и отдышался. Сердце у меня прыгало, как ненормальное. Я открыл окно, и мне в лицо подул ветер, и небо было голубое-голубое и огромное, и я стоял высоко над землей один, люди были совсем маленькие внизу, а ветер был теплый, и я, торопясь, сложил из белой бумаги птичку, и размахнулся, и кинул ее из окна в воздух.

Она не заковыляла в воздухе, не свалилась головой вниз, нет, она полетела плавными широкими кругами, медленно приближаясь к земле.

Вдруг я увидел внизу Зику, совсем маленькую сверху, и еще какую-то девчонку — тоже очень маленькую; они шли, держась за руки и размахивая портфелями. Мне эта девчонка показалась знакомой, но я тут же подумал, что это ерунда, ведь у меня же нет знакомых, и как раз в этот момент не Зика, а эта девчонка увидела мою птичку и стала прыгать и хохотать, глядя, как птичка все приближалась к ней, все ниже и ниже, делая круги все меньше и меньше...

Не знаю почему, но мне вдруг стало не по себе оттого, что птичку сразу будут лапать руками, прямо у меня на глазах, или — еще хуже — Зика притащит ее домой, и получится так, будто ничего и не было. Птичка уже летела совсем низко, только руку протянуть — и совсем рядом с этой девчонкой, она прыгнула вперед, но промахнулась, птичка полетела дальше, снижаясь, но в этот момент — то ли ветер подул, то ли еще что, я не понял и даже растерялся, — она вдруг подскочила вверх и понеслась, набирая высоту, в небо, и не кругами, а прямо, все выше и выше и наконец, взмахнув в последний раз белыми крылышками, исчезла в голубом небе.

7

На другое утро я почему-то первым делом вспомнил про вчерашнюю птичку. Я думал о ней все утро — и пока молча завтракал, и пока шел в школу, и в школе я о ней думал, когда сидел один в пустом классе на последней парте и ждал эту Рыбкину.

— Счастливого дежурства, — сказала мама, провожая меня. — Смотри не опоздай. Просто прекрасно, что твои друзья так быстро доверили тебе дежурство.

— Громов! Громов! — услышал я и увидел вдруг, что я в классе не один, а еще какая-то девчонка. — Ты приготовил тряпку? А ведро?

— Ты Рыбкина? — догадался я и заметил, что она покраснела.

— Да, — сказала она. — Что же ты тряпку не приготовил?

— Я не знаю, где она, — сказал я.

— Я сейчас, погоди, — и Рыбкина вылетела из класса. Смешно, правда? Ведь я же не первый раз ее видел и фамилию ее слышал не один раз, а не знал, что это одно и то же; не знал, что она — это Рыбкина, а Рыбкина — это она. Теперь буду знать, я всех в классе так помаленьку узнаю.

Она вернулась и принесла кучу тряпок, ведро с водой, швабру и здоровенную лейку — даже неясно было, как это она, такая букашка, все это дотащила. Косички у нее торчали в разные стороны, а спина была узенькая-узенькая.

— Что мне нужно делать? — спросил я.

— Я подмету пол, — сказала она. — Потом будем вытирать парты, доску и поливать цветы.