Кто Там, на моем плече?

Он набрал горсть мокрого песка - и песок не провалился сквозь его ладонь, а остался в ней. Костя сжал пальцы, сминая песчинки в комок и глубоко вздохнул, набирая полные легкие теплого воздуха, потом повернулся, только сейчас осознав, что уже не поддерживает Аню под руку. Фортепиано все еще было здесь, оно стояло прямо посередине реки, словно на скрытой скале, и легкие волночки плескались о его ножки и о ножки стула, и все так же сидела за ним фигура со встрепанными волосами и в домашнем халате, и ее руки все так же порхали по клавишам, и стоящий далеко Денисов уже не был ей нужен. Костя открыл было рот, но не смог издать ни звука - его голос был лишним в этом мире, возможно, он даже был здесь опасен, как тяжелый молот, могущий расколоть это невероятное, хрупкое волшебство. Гнусники, падалки, морты по сравнению с ним были не более изумительны, чем обычные домашние тараканы.

Пальцы Ани проворнее забегали по клавишам, и мелодия изменилась, утратив густоту и задумчивость, сделалась легкой, подпрыгивающей, прозрачной. С клавиш слетел зеленый лист, потом другой, следом спорхнула большая бабочка и, пролетая мимо Кости, мазнула красно-черным крылом его по носу. Вздрогнув, он машинально прижал к носу палец и, отняв его, увидел на подушечке красно-черные чешуйки. Пальцы правой руки Лемешевой прыгнули в третью октаву, расплескав в прозрачном воздухе нежные переливчатые звуки, и на одной из клавиш расправила крылья ярко-синяя птичка, посмотрела на Костю блестящими любопытными глазами и, подпрыгнув, перелетела на крышку пианино. Из-под других клавиш проросли, извиваясь, темно-зеленые плети плюща, махнула приветливо густая еловая лапа, забил искрящийся фонтан прозрачнейшей воды, обдав Костю холодом - и уже пропала старая река с камышом, и песчаной отмелью, и жарким солнцем - и вокруг были высокие ели, и поросшие мхом скалы, и невидимые птицы, пересмеивающиеся высоко в ветвях, и веселый ручей, низвергавшийся со скалы звонким водопадом, а он стоял на деревянном мостике, переброшенном через этот ручей, и ошеломленно моргал, принимая в лицо мельчайшую водяную пыль, и смотрел на фортепиано, утопающее в зелени, и вдыхал пряные запахи леса.

Мелодия вновь преобразилась, ритм остался почти прежним, но пальцы исполнительницы переместились в малую и большую октавы, ярость и мощь выплеснулись из инструмента и вместе с ними пианино извергло из себя высокий водяной горб, и он, пролетев высоко над Аней, рухнул вниз и разбился вдребезги о скалы, в которые обратился деревянный мостик, и Костя отпрянул подальше, а навстречу ему уже неслась новая волна, и еще, и еще, и в воздухе пахло солью, и порывы штормового ветра выбивали слезы из глаз, а море ревело и стонало, вновь и вновь штурмуя скалы, и отползало, чтобы снова накинуться на них с еще большей яростью, но это было совсем не страшно. Море словно показывало свою силу, и в бешенстве гигантских волн было завораживающее величие, а с клавиш фортепиано, возносившегося на пике среди темно-зеленых горбов, сматывались коричнево-зеленые лохмотья водорослей, прорастали из-под них яркие ажурные ветви кораллов и вспархивали с них крикливые чайки. Костя шагнул обратно, и волны щедро обдавали его солеными брызгами, и ветер запускал под мокрую рубашку обжигающе холодные пальцы, и пенные венцы ложились к его ногам...

Гостиная.

Все исчезло так резко, что это показалось катастрофой. Он, склонившись, стоял на синем паласе, рядом с фортепиано, и все еще поддерживал Аню под руку, но рука эта уже отпустила клавиши, и он больше не мог ее остановить. Его флинт опустил крышку и принялся массировать левое запястье, улыбаясь как-то воздушно, и эта не виденная прежде Денисовым улыбка делала Лемешеву почти симпатичной.

Костя, пошатнувшись, выпустил ее руку и рухнул на колени, замотав головой. Увиденное еще жило в его голове, еще пело и шептало, но память об ощущениях стремительно уходила в недосягаемые глубины, и он уже почти не помнил ни солнечного жара, ни прохладных брызг, ни прикосновения крыла бабочки - помнил только, что это чертовски, невероятно, немыслимо прекрасно.

- Елки!.. - прошептал он, уцепился за сопротивление воздуха в форме батареи и, с усилием поднявшись на ноги, встретился с лицом Дворника, маячащим по другую сторону оконного стекла.

- Мало! - тонким капризным голосом сказал Дворник, тоже пошатывавшийся и сохраняющий равновесие только благодаря метле. - Но... ух... ё...

Судя по всему, Якову Ивановичу только что тоже было очень хорошо.

- Что это было? - пробормотал Денисов, облокотившись на подоконник.

- Музыка, - удивился Дворник. - Живая музыка в великолепном исполнении всегда так действует. И хранители, и мусорщики могут ее чувствовать. Но только восприимчивые - это, где-то, процентов сорок населения. Как ощущения?

- Нет слов, - Костя прижал ладони к лицу и сквозь разведенные пальцы покосился на Аню, которая уже закуривала, переместившись в кресло. - Так ты тоже это видел? Лес, море...