Кто Там, на моем плече?

- Прекрати! - успел крикнуть он и тут же полетел обратно вниз - прямо в самое сердце чудовищного пожара. Костя зажмурился, и в следующую секунду ощутил, что ничего не ощущает. Музыка исчезла, и огненная стихия исчезла вместе с ней. Он сидел на полу, а Аня разворачивалась к нему на стуле, морщась и потирая ладонь. Неподалеку моргал Гордей, чья физиономия носила отчетливые следы молочного преступления. Из-за оконного стекла проскрипел жалобный голос Дворника:

- Это не совсем то, что я хотел.

- Слушай, - Костя машинально схватился за обожженную щеку, но, разумеется, никакого ожога там не было, - ты извини, но она сильно не в настроении. В другой раз.

- Я такого наощущался! - негодующе сказал Дворник и зашаркал прочь от окна. Костя встал навстречу своему флинту, который шел, прижимая руку к груди и склонив голову, так что волосы закрывали лицо. Он не стал ничего говорить, хотя Аня лишила его редкой возможности ощущений, а так же вероятности получить сегодня что-нибудь полезное от Дворника. Просто молча пошел следом, ошеломленно моргая и все еще видя перед собой стремительно приближающееся огненное море с дымной пеной и брызгами искр, а в ушах звучала музыка - квинтэссенция ярости, вырванная из самого сердца фортепианных струн. Возможно, Костя мог бы признать, что в ней была некая своеобразная жуткая красота, если бы не то место, куда она его отправила.

Зайдя в спальню, он мрачно повалился на свою половину кровати, наблюдая, как Аня стягивает с себя одежду. Оставшись в одном белье, она вытянулась поверх покрывала, сдвинув брови и ощупывая большой кровоподтек на правом бедре. Костя приподнялся, рассматривая густо-синее пятно.

- Это когда он тебя толкнул? Почему ты не зашла к врачу, все равно ведь в больницу ездили!

Он снова начал злиться - на нее, на Марата, на Таню, на собственную беспомощность. Насколько все было бы проще, если б он был Кукловодом! Не было бы этого синяка, не было бы взблеска ножа в светлых глазах, не было бы слез, этой жуткой музыки, кошмарной одежды... И было бы...

А что бы было? Что бы в конце концов осталось? Кукла с угодной ему внешностью, угодным ему поведением, угодными ему словами... Костя озадаченно нахмурился, наблюдая, как глаза его флинта поблескивают из-под опущенных ресниц. Внешность - да, это было бы неплохо, но все остальное... Внезапно ему в голову пришла забавная мысль - а ведь он уже был кукловодом - еще при жизни. У него уже были куклы. Они выглядели, как ему нравилось, и обычно старались вести себя так, чтобы он был доволен. Если они капризничали, то делали это лишь в подходящие и безопасные моменты. Если у них было свое мнение, они чаще всего держали его при себе. Они были послушными и удобными. И он мог выбросить их в любую секунду.

Аня, коротко вздохнув, болезненно поморщилась и убрала руку. Костя, тотчас бросив размышления, передвинулся ближе, встревоженно спросив:

- Больно, да?

- Больно, - шепнула она, смахивая выкатившуюся из-под ресниц слезинку, и Косте почти захотелось, чтобы сейчас в квартиру заглянуло какое-нибудь неосторожное порождение. Он разодрал бы его голыми руками.

- Елки, ну чего ты туда полезла, а?! - Костя провел пальцами по ее бедру, потом положил на него ладонь, так что синяк почти скрылся под ней, и ему стало немного спокойней. Сопротивление воздуха... Когда он дотрагивался до хранителей, это было иначе, это было... Он не мог этого описать. Это было... ну это просто были хранители. Они были другими. Их можно было похлопать по плечу, стукнуть, приложить о стену или дерево. Как их назвать? Твердые? Холодные? Почему оказываясь в музыкальных фантазиях, он мог так четко сопоставлять слова с собственными ощущениями и так резко утрачивал эту способность, когда музыка заканчивалась? Вот каково ее бедро на ощупь? Наверное теплое, гладкое... такими были все женские бедра, которых он касался. Он знал, что это так. Но не помнил, что это такое.

Костя вдруг представил ее мертвой. Почему-то ее, а не себя. Видимо, потому что себя мертвым он уже видел, это было противно и в данный момент неинтересно. Картина получилась настолько яркой и реалистичной, что он вздрогнул и сжал пальцы. Аня, что-то бормотнув, повернулась на бок, и Костя тотчас озадаченно отдернул руку, а в следующую секунду и вовсе спрятал ее за спину, когда в спальню вкатился домовик и начал деловито осматриваться.

- Ухух!

- Ты ничего не видел! - отрезал Костя. - И вообще нет ничего такого в том, чтобы трогать своего флинта. Я ж его не за интимные места трогаю. Да и не тянет!

- Ффух!

- Мне плевать, что ты думаешь! Постарайся ночью не греметь!