Кто-то просит прощения

Но эти слова больше не пронзали, а только шелестели на грани восприятия. В них не было прежней силы. В них не было прежнего чувства. Просто слова…

Не имеющие смысла.

Кейн крепко обнял девушку и надолго впился в её губы. Надолго и жадно. С радостью и восторгом ощущая нарастающую страсть. Впился, как после долгой разлуки, и целовал так, как целуют одну на свете женщину – единственную. Целовал в губы – долго, с наслаждением. Целовал шею и плечи. Мягко стянул с девушки пеньюар и принялся целовать груди, чувствуя, как ей становится жарко. И как ловко она расстёгивает его ремень. Чуть отстранился, стянул через голову рубашку – не расстёгивая, и подтолкнул Леру к кровати.

«А ведь у нас могло получиться…»

///

Лера чувствовала, что сегодня Аркадий неестественно нетерпелив – в силу странного, необычного возбуждения. Именно странного: помимо желания обладать, присутствовало нечто другое, незнакомое, но ощутимое – девушка это поняла, едва похититель вошёл в комнату. Сначала что-то промелькнуло во взгляде. Затем – молниеносный, без привычной и очень ласковой прелюдии, переход к сексу, причём – к грубоватому сексу. Аркадий и раньше иногда увлекался и начинал действовать жёстко, в пределах, но жёстко, однако сегодня Лера чувствовала именно грубость. И отчётливо читаемую отстранённость. Аркадий хотел её, но наспех, как муж, торопящийся к началу футбольного матча. Его явно что-то занимало, и лёжа под ним, Лера неожиданно догадалась что.

Время пришло.

У неё не было никаких доказательств, только нахлынувшее ощущение приближающегося конца. Но не такое ощущение, как в первый день, рождённое паникой, страхом и непониманием происходящего, а хладнокровное и расчётливое понимание того, что сегодня её убьют.

Время пришло.

Аркадий убьёт её сразу после того, как насытится. А сегодня он нетерпелив, видимо, хочет поскорее перейти к следующей части «программы», которая возбуждает его не меньше, чем первая. А значит… если она хочет жить… нужно продлить ему «удовольствие» – чтобы выиграть время и собраться с духом.

Время пришло.

Один из них сегодня умрёт.

– Хочу тебя…

Лера ловко переворачивается и оказывается сверху. Очень мягко и очень естественно. Аркадию нравится поза «наездница», поэтому он не протестует. Аркадий улыбается. У него очень обаятельная улыбка. Лера её ненавидит. Наклоняется и целует Аркадия в губы. Страстно. Чтобы не видеть улыбку, которую она ненавидит.

– Хочу тебя…

Аркадий постанывает от вожделения. Ему хорошо до потери самоконтроля. Лера чувствует, что он совершенно позабыл о «деле», с которым явился, но не сомневается, что вспомнит. Обязательно вспомнит. А сейчас он постанывает и сжимает её бедра, щиплет грудь, вновь принимается за бёдра. Сейчас Аркадий напряжён до крайнего предела, но сдерживается сам, поскольку наслаждается каждым движением, каждой секундой близости. Он перестаёт торопиться, и Лера выбирает момент для удара. Она полностью контролирует происходящее. Она превосходно владеет своим телом и умеет чувствовать партнёра. Она изучила партнёра и знает, что сможет рассчитать всё до мгновения.

И рассчитывает.

Аркадий стонет очень громко. Даже не стонет – восклицает нечто нечленораздельное, мгновенно переходящее в изумлённое, поскольку привычно-яркого удовлетворения нет – в тот момент, когда раздаётся восклицание, Лера скатывается направо и вперёд, одновременно перехватывая цепочкой шею проклятого мучителя, слетает с кровати и начинает с силой сжимать горло Аркадия.

Восклицание переходит в хрип.

А Лера начинает считать, изо всех сил сжимая цепочку на шее врага.

– Шесть… восемь… двенадцать…

И тоже кричит, потому что этот Аркадий – настоящий, не из сна – не паникует, а ухитряется сделать кувырок назад, слететь с кровати, оказавшись около неё, и начинает не глядя, вслепую, молотить кулаками. Удары тяжёлые, жестокие. Аркадий знает, что спасает свою жизнь, и потому не церемонится, бьёт изо всех сил, не обращая внимания на боль в руках, и достигает цели – тяжёлый удар попадает в висок. У Леры шумит в голове. Глаза застилают слёзы – от обиды и горя, от разочарования, от того, что она не сумела. Слёзы злости на себя. Слёзы ненависти к мучителю, который начинает снимать с шеи цепь.

Слёзы ощущения надвигающейся смерти…

И вдруг оно исчезло – ощущение.

Совсем исчезло, потому что Аркадий неожиданно уходит куда-то влево – сначала, затем оказывается на кровати – снова, причём в прежней позиции, которую она так хорошо представляла во снах, и Лера видит на Аркадии мужчину в чёрной маске. И в чёрном комбинезоне. Видит очень крупного мужчину в чёрном. Настоящего здоровяка.

«Полиция?»

Аркадий не двигается, даже не хрипит, кажется, он без сознания. У девушки слабеют руки. Она смотрит мужчине в маске в глаза и не может поверить, что спасена. У неё начинают подрагивать губы.

«Боже… Боже… я…»

Но в комнате нет больше никого. Никто не осматривается. Никто не изучает, что находится за дверью в «конуру». Никто не фотографирует и не снимает видео. В комнате лишь они трое. И когда Лера это понимает, она слышит вопрос от мужчины в маске:

– Хочешь закончить?