Кто-то просит прощения

– В общем, ты приезжай, но жди снаружи. Я один войду, осмотрюсь, если появятся основания для твоего появления – позвоню.

– А если не появятся?

– Тогда наша единственная надежда – «Audi».

– Понял.

Феликс включил на телефоне фонарик, прошёл через заброшенный участок – идти получалось значительно лучше, чем пять минут назад, но его всё ещё подташнивало, обогнул дом справа, а зайдя за него, увидел маленькую калитку, ведущую на участок Кейна. Открытую калитку. Прошёл через неё и угрюмо хмыкнул – тут его поджидала распахнутая задняя дверь дома Кейна.

Ему указывали дорогу.

В коридоре горел свет, поэтому Вербин выключил фонарик, сделал несколько шагов и увидел очередную открытую дверь, за которой находилась ведущая в подвал лестница, спустился и огляделся. Обыкновенное хранилище всего на свете, замена квартирным антресолям. Но справа – ещё одна дверь, вновь приоткрытая. Небольшая комната-тамбур, призванная скрыть мощную стальную дверь, ведущую в последнее помещение, войдя в которое Феликс угрюмо выругался.

На месте.

Душевая кабинка, унитаз за шторкой, трёхстворчатый шкаф и широкая кровать, на которой лежит задушенный тонкой цепочкой хозяин дома.

Вербин потрогал руку Кейна – начинает остывать. Мысленно поблагодарил здоровяка за открытые двери – не хватало ещё их взламывать – припомнил, не прикасался ли к чему-нибудь, затем достал телефон и набрал номер Сергея.

в течение предыдущего часа

И всё-таки Лера отличалась от всех, абсолютно от всех прежних «особенных» женщин. Внешне… ну, понятно, что внешне девушка на них не походила, поскольку у Кейна не было «пунктика» на какой-то определённый типаж, не отдавал предпочтение только брюнеткам или рыжим. Его «особенные» женщины были разными. Лера отличалась внутренне – Кейн чувствовал в ней огонь, и это ему нравилось. А ещё – и это Кейн понял только в разговоре с Феликсом – он никогда не представлял на месте Леры Рину. Ни разу. Да, девушки были отдалённо похожи, но именно отдалённо, и это обстоятельство не имело никакого значения. Скорее, наоборот – Кейн давно заметил, что чем сильнее «особенная» женщина походила на любимую, тем больше усилий приходилось ему прикладывать, чтобы представить рядом с собой Рину.

А с Лерой усилий прикладывать не приходилось, потому что он видел рядом с собой Леру. И хотел видеть Леру.

Не Рину.

Это изумляло.

И приводило в бешенство.

«Я люблю Рину!»

Но видел перед собой Леру. И только её.

И с ней был нежен. Потому что хотел быть нежным. Заботливым. Предупредительным. Чутким.

Любящим.

Это приводило в бешенство. Но Кейн ничего не мог с собой поделать: нежность к Лере удовлетворяла его сильнее, чем лютая жестокость с другими «особенными». И это наводило его на очень странную, неожиданную мысль:

«А ведь у нас, наверное, могло получиться…»

Мысль пугала, именно пугала, потому что Кейн отдавал себе отчёт в том, что теперь у них ничего не получится. Шанс утерян. Лера стала «особенной»… особенной «особенной»… да, так – особенной «особенной», но всё равно «особенной», а значит, должна до конца пройти по предназначенному для неё пути. Это будет означать, что он, возможно, потерял и вторую настоящую любовь своей жизни, но выхода у него нет.

Лера должна…

Кейн открыл дверь. И замер на пороге.

Очарованный.

Девушка встретила его так, как Кейн любил и как научил: сложив руки и робко стоя у края кровати. И, несмотря на прозрачный пеньюар, подчёркивающий достоинства прекрасной фигуры, казалась олицетворением невинности. Но одновременно – страсти. Невинность не служила Лере маской, под которой скрывался порок. Нет! Кейн видел в девушке подлинную чистоту и чистую, обжигающую страсть… направленную на него. Он знал, что умеет доставить удовольствие женщине, и знал, что доставляет, что Лера ни разу не симулировала, когда была с ним, и это знание возбуждало.

Ему нравилось доставлять удовольствие Лере. Нравилось, как она начинает поскуливать в ожидании оргазма и как кричит, не в силах больше сдерживать эмоции. И как вытягивается в струнку. И как…

«Я люблю Рину!»

Кейн вынужден был кричать себе, напоминать, что стоящая перед ним девушка – не Рина. И никогда ею не была. Но крик не помогал.

И сейчас не помог.

Кейн смотрел на пленницу с обожанием и жадностью. И понял – сейчас только понял, – что приходил к Лере много чаще, чем к другим «особенным». Неожиданный и неожиданно откровенный разговор с полицейским помог ему разобраться в происходящем и многое осознать. И даже почувствовать лёгкую боль.

– Я очень тебя ждала.

Кейн улыбнулся – искренне, и понял, что в план сегодняшней ночи придётся внести изменения: он должен овладеть Лерой. Сейчас. Должен.

Прямо сейчас.

Немедленно.

И это не укрылось от Леры. Девушка давно научилась читать похитителя, знала, что означает этот взгляд, и потому сделала маленький шажок к кровати. Никакой пошлости, только нежный призыв. И Кейн почувствовал, как его с головой накрывает особенное чувство. Не «особенное», а особенное – настоящее до дрожи. Пропитывающее насквозь. Самое главное чувство мужчины к женщине.

«Я люблю Рину!»