Больше всех Катюшу показывали. Она мало на записи говорила, и не главная солистка, но она ж дочка друзей этой тётки. А как Данёк о том, что «Эх, яблочко» любимый танец разговорился, так ни слова не вырезали. Лицемер чёртов! И, главное, я ещё радовался, пока смотрел. Меня ж показали, как я ворм сделал вначале, тем самым подцепили на крючок. И я всё ждал, что сейчас меня начнут показывать. Раз так всё намешали: что с конца было, то в начале. Ближе к концу я в себя всё-таки пришёл, перестал радоваться, что одногруппников по телеку вижу, и до меня дошло, что меня в интервью не покажут! Нет, то есть общим планом меня по-прежнему показывали, я мелькал постоянно, ещё бы не мелькал, когда я везде в первой линии, но крупно — нет. Я надеялся на «Разборки нашего двора», но их показали совсем странно. Там сначала-то Серый Иванович вроде как король двора и авторитет, и уходит, и начинаются разборки с девчонками, и я с Катюшей в конце, как Светочка говорит, в кульминации. Но показали-то — начало. Серого показали. А мы все стоим такие, типэ рты раскрыли, типэ «во даёт!». Чем ближе к концу передачи, тем реже было интервью, больше танцев, не полностью, отрывков. И я почти не надеялся. Но смотрел. Передача-то длинная. Потом стали показывать зрителей в фойе, кажись тётка Марина в перерыве пошла в народ, поспрошать. И кто-то из этих лохов-зрителей даже сказал, что девочкам растяжки не хватает. Как будто её мальчикам хватает. Я сколько пашу, сколько дома тянусь, всё равно до совершенства как до центра земли. Ну а потом показали чиновников, которые обычно с мамой на крупных мероприятиях. И они там что-то втирали, бред какой-то про «развитие традиций» и «осмысление корней». Потом вдруг Масленица с площадки. «Валенки-Валенки». И меня понятно как бы и нет. Катюша и Данёк крупно. И ещё пару мелких, там мелких двое в первой линии. Они для юмора, как два клоуна-скомороха. В общем, к концу передачи я стал врубаться, что произошло.
Пятидесяти пятиминутная (!) передача о нас закончилась. Мы сидели с мамой. Трын, тын, тыр… — такие. Сидели и молчали. Я боялся посмотреть на маму. Наконец она сказала:
— Тёма! Что это такое?
— Не знаю, — не буду же я объяснять, что это всё та тётка, и пальцы на ногах, и это.
Мама ещё посидела минуты две, потом начала ходить по комнате, потом остановилась.
— Ты же был у неё в гостях. Дай адрес.
— Чей? — я дико испугался, я решил, что мама говорит об этой женщине, Марине.
— Да этой блондиночки вашей.
— Светочки?
— Светланы Эдуардовны.
Пришлось копаться в мобильнике. Как назло, адрес я не стёр, оставил на всякий случай. Пришлось дать его маме. Но надо сказать, что я тоже был не в себе и хотел в тот момент Светочке отомстить. И ей, и Серому, и всем остальным. Всем! Всем, кого показали в передаче. Я желал им зла. Я их ненавидел. И я дал маме Светочкин адрес, не стал врать, что потёр. Да она бы и без меня узнала, позвонила бы по своим каналам в фитнес-центр, и там бы ей наверняка сказали. В договорах же всё есть, все адреса и телефоны… Мама сбросила халат, надела свой самый чёрный из всех чёрных костюмов и выскочила из квартиры. Дверью не хлопнула. Мама не псих. Мама самый уравновешенный чело.
Тут и папа стал мне названивать:
— Ну как? Нормально сын? Ты у нас теперь звезда? Не рано ли начал?
— Нормально, — говорю. — Да, звезда.
— Празднуете? — и голос у папы такой радостный, такой близкий, самый близкий на свете.
— Нет, пап. Тебя ждём. — не буду же я скулить и папе настроение портить.
— А-ааа, — расхохотался. — Правильно делаете. Я вам шашлык приготовлю. На природе.
«Чёрт, — подумал я. — На рыбалку потащит». Твёрдо решил: «Не поеду. Хорэ. Хватит».
Вечером, часов десять уже было, стемнело, вернулась мама.
— Светлана Эдуардовна сама в шоке. Не знает, что произошло. Стали звонить монтажёру. Монтажёр трубку не берёт. Кто-то смонтировал так, что тебя нет.
— Светочка была дома? — я до последнего надеялся, что Светочки дома не окажется. Обычно она по выходным всегда выступает, в разных клубах, разъезжает по нашей местности. Я немного успокоился, клял себя и мучился за то, что не предупредил Светочку, что мама к ней нагрянет. С другой стороны, мама хитрая. Она бы везде её нашла, и я уверен, что мама гнала по встречке, минут через пять после выхода была у неё. И мне стало неприятно, что мама в пятницу вечером мешает людям, которые учат меня этим вормам, работают со мной, я опять вспомнил, что танцую бесплатно. Почему-то раньше я гордился тем, что не плачу, я радовался возможности сэкономить, а последнее время совсем нет. Ведь только деньги дают человеку силу. Если ты не платишь, тебя уважать не будут. И не надо меня переубеждать.
— Да. Я к ней ходила. Это точно, Тёма, не они. Что за монтажёр…
— Но мама… — я не знал, как прервать маму, я не хотел напоминаний об этой ужасной передаче.
— И во время танцев тебя не показали. — сокрушалась мама. — Даже в «Эх, яблочко». А там — съёмка, не монтаж.
— А вот это я уже знаю, кто снимал.