Кто ты, Эрна?

— Кто? — мама как хищник уставилась на меня. Я понял, что проговорился. Теперь не отверчусь. Пока всё не выложу, мама не отпустит. Сожрёт.

Я смотрел на маму, на её гладкое круглое лицо, на прямой тонкий нос, губы… я думал, какая она могла быть в 13 лет, в моём возрасте… наверное за ней мальчишки не бегали. И это хорошо. Вон за Катюшей бегают, она сразу возомнила о себе. А не бегал бы за ней никто, мы бы с ней могли по-прежнему общаться.

— Это подруга Светочки.

— Сколько раз тебе говорила: Светланы Эдуардовны! — страшно произнесла мама и вдруг расплакалась.

Она плакала, и говорила, впервые в жизни говорила со мной доверчиво, доверительно, как будто она Данёк, а не мама, не ответственная по связям с общественностью в администрации.

— Тёма! Тёма! Как мне быть?! Что делать? Я всем похвалилась. Снизошла до всех этих марь-ван бумажных, до секретарш. Мы же в одной комнате. Ну, точнее, население я принимаю в кабинете, в отдельном. А чай пью со всеми. Господи! Я расслабилась и похвалилась. Господи! Никогда ничего никому раньше времени не обещаю. Знаю, какие могут быть форс-мажоры. А тут… я сначала-то подумала, ты всё наврал, наболтал, что в интервью заводилой был. А потом смотрю — в «Яблочке» камера тебя обходит, ну видно невооружённым глазом. Это же мой любимый танец. И в «Шпионах» тоже. Специально камера на тебе обрывается, и новый ракурс, переход. Я этой Эдуардовне всё высказала. Ты как? Солидарен?

— Солидарен, — а что ещё я мог сказать.

И тут мама сказала страшные слова (тогда мне казалось, что страшные, теперь я так не считаю. Всё познаётся в сравнении. Тогда были, что называется, ещё цветочки):

— Ты не станешь же после такого позора оставаться на танцах?

Мне было так муторно, у меня даже кололо что-то под ребром, а после этих слов мамы меня затрясло. Что значит «оставаться на танцах»? Я не собирался из-за этой странной передачи с танцев уходить!

— Нет, мама, — я покрутил сокрушённо головой. — Никакого позора нет. Где позор?

— Как где? Тебя же, лидера коллектива, не показали! Это травля.

Я подумал, что мама считает, что она опозорилась. У неё в городе репутация, положение, а тут марь-ванны и секретарши хихикать начнут. Я так и маме и сказал.

Она ответила:

— Я это переживу. А ты подумай, Тёма. Стоит ли быть там, где тебя травят.

Я хотел ответить, что травят не меня. Наоборот, я иногда под настроение прикалываюсь. И тут я представил, что мама Светочке могла наговорить. Мама иногда угрожает, разные у мамы бывают ситуации. Поэтому я сказал расплывчато, чтобы мама не поняла, что я ухожу не из-за передачи, а из-за её визита к Светочке:

— Конечно мама, я не смогу после всего там оставаться.

— Вот это верно. — обрадовалась мама и вытерла слёзы салфеткой, лежащей на столике уже неделю. — У нас в городе много кружков.

— Мама! — осенило меня. — Физрук давно в свою секцию зовёт.

— Иди к нему. Там платно? — мама насторожилась, как змея готовая к броску. — Я договорюсь.

— Нет мама, бесплатно, — и теперь я всхлипнул.

Мне стало очень жалко, горестно, тоскливо от того, что я свалю с танцев. Но я прекрасно понимал: это жест, это поступок, гордый поступок. Если я уйду, все сразу пожалеют, что так вышло. Но как же всё-таки жалко бросить Светочку и Серого. Хорошо, что Данька и Катюшу я буду по-прежнему видеть в школе.

Глава шестая Подлый Данёк