Кто ты, Эрна?

В общем держал я под контролем не только поле, но и площадку. Вроде её нет среди зрителей. Ладно, можно играть. Мы забили — они забили. Потом мы с Даньком вырвались. Он с левого фланга, я бомбардир. Он мне пас. И тут я мажу. Не в штангу, а мимо ворот. И просто я понимаю, что в этом ударе виноват только я. Я просто ударил очень неудачно, как-то по касательной. Я так позорно не бил наверное года два-то уж точно. Йес! Сейчас на меня накинутся, но никто не накинулся. Очкастый поорал — я развёл руки: каюсь, со всем согласен. В конце концов, с кем не бывает. А Данёк так орал, поливал грязью. Я на него и не реагировал, как не слышал. Я цену ему уже знал. Стали играть дальше. И мне не пасуют. Я и не рвусь, пусть, бегаю, сам пасую, вообще ближе к защите теперь держусь. И Данёк забивает! Звезда наша, вновь взошедшая на небосклоне… Я увлёкся игрой, такой сильно неприятный осадок только на душе, как от чего-то неизбежного, как горькая редька с мёдом во время кашля.

Близился к концу второй тайм, мы вели. А я вдруг увидел или представил — увидел в воображении! —, что Светочка лежит в кровати. В таком во всём шёлковом как принцесса в сказке. Я остановился, покрутил головой, мяча можно было не бояться, мне не посовали. Я опять посмотрел туда на лавку, там по-прежнему сидел этот тихий бесцветный бэшка и смотрел на меня. Я отошёл к бортику, мне стало нехорошо, можно сказать какое-то головокружение. Я достал мобильник, посмотрел время, через сорок минут танцы. Я шагнул в игру, я буквально домучился этот тайм. Впервые меня не втыкал в футбол. Сейчас бы я был очень благодарен всем на свете мелким, пусть бы заменили меня. Но мелкие не шли, опасались меня — я ж их всех гонял в три раза добросовестнее после того случая, чтобы эта Марина не думала, что я её боюсь. Мелкие играли на горках и лесенках в свои салки— ножки-на-вису, зомби и стоп-земля, колдуны-вампирчики, прятки-догонялки, чай-чай-выручай короче. И этот Максимилиан бегал. Меня торкнуло, где-то глубоко, не в голове, в воображении, в сердце и душе, что называется внутренний голос: дальше всё будет только хуже.

Я отмучился игру. Очкастый хомяк смотрел на меня подозрительно, такой себе придал вид детектива. Типа Шерлок, типа он раскусил. Остальные, по-моему, ничего не заметили. Не смотря по сторонам, я двинулся вслед за Даньком к школе, на танцы. Впервые мы шли вместе и в то же время не вместе. Порознь. Я не знал, зачем я иду, ведь Светочки не будет. Она валяется в кровати дома в шёлковых тряпках. Я увидел это в своём воображении.

Глава седьмая Унижение

Мы не ждали в зале как обыкновенно. Мы опоздали. Данёк всё шёл и всё больше отрывался от земли. От величия его распирало. От этого мы не шли, а чуток плелись. Я поддакивал. Я хотел опоздать. Мы переоделись в пустой раздевалке. Вошли в зал. Там как раз все строились. Серый Иванович посмотрел на меня с ненавистью, он повторил «специально для опоздавших», что «Светлана Эдуардовна плохо себя чувствует», тренировку проведёт полностью он. Да уж… устроила матушка моя им взбучку. Серый не сводил с меня глаз, и на черепашке. Потом задал инверт с обратным углом. Черепашка самая простая стойка, но всё зависит от времени зависания. В этот день зависание было нереально долгим. Орал Серый только на меня. Поцы все вокруг еле сдерживали ухмылки. Ну, твари. Стойка на голове сложнее, а промокашка, вращения на спине, — это вообще нормировано. А Серый требовал нереального числа вращений. Пытка. Я умирал реал. И главное — всё под ненавистным взглядом. Все сачкуют, а я — выкаблучивай. Девчонки вообще в кружок собрались, греческий танец повторяют. Серый на них и не глядит.

Серый врубил фонограмму «Эх, яблочко!». И конечно же Данёк занял моё место, а я его — Серый приказал, и всё сквозь зубы, сквозь зубы. Данёк еле тянул все мои сложные элементы, тот же ворм, но тянул! Вот, что значит чел поверил в себя. Ну и фиг с ним. Я сделал его элементы, они проще, а я устал дико, на палец мне как бы нечаянно наступил перед «яблочком» Серый. Я постарался вложить в партию Данька душу и настроение — это отличает хорошего хиппана от средненького. А так как настроение было ни к чёрту, то и получилось, наверное, что-то странное.

После тренировки Серый Иванович оставил меня в зале. Он захлопнул дверь перед носами девчонок, которые, ясен пень, хотели подслушать, гаркнул на них:

— Пошли вон!

Я и не знал, что Серый умеет так орать.

— Света заболела из-за твоей мамы. Что произошло? Почему твоя мама так нагло врывается и скандалит?

Я не стал ничего объяснять (а что я объясню-то?), я просто сказал:

— У мамы характер.

Без вопросов надо было бы извиниться, но я не мог себя заставить. И потом я же всех разговорил на интервью, а меня вырезали! Всё, что я смог, это уставиться на Серого таким взглядом как кот в мульте про Шрека. Серый сразу смягчился. Подобострастный взгляд — моё «оружие» на крайний случай, когда совсем крайняк.

— Понимаешь: монтировала всё Марина, ты знаешь её?

— Да.

— Она тебя за что-то невзлюбила?