Я переодевал штаны. Дорогие классные хиппарские штаны. Не то, что у Данька: треники производства нашей фабрики «Рассвет». Я не в курсах, может на рассвете такие панталоны и катят, но не на треньке. Я переодевал штаны молча и спокойно. Мне было интересно, ударит ли Данёк первым. Мы давно друг друга знаем. Он-меня, я — его. По идее, он должен был уже вмазать. В какой-то момент я почувствовал, что он хочет броситься на меня, каким-то шестым чувством, которое так важно в бое. Самое сложное — среагировать на первый удар. Это практически нереально. Данёк рванулся в мою сторону — я не дрогнул, я переодевал теперь футболку, я решил: если нападёт, то пусть. Но Данёк блефовал. После броска он презрительно махнул рукой. Он был благодушно в этот день настроен, всё ещё в эйфории. И потом он знал меня давно, сто лет. Он знал, что если я злой, я дерусь зверски. А я был злой, он должен был это понимать. Данёк жалел себя, Данёк всё равно завидовал мне, не смотря на моё полное фиаско и ниспровержение. Понятно: у него дома отец умирающий, мать вся на взводе, сеструха вся такая помешанная на гламуре, и вот в кои-то веки они радуются всей семьёй. Для них танцы Данька очень важны, тем более интервью. Вот кого выростила мать пока отец пропадал далеко от дома. И вот в такой день Данёк заявляется весь в ссадинах и с прошибленной головой. А бошку я бы ему прошиб стопудово. Я, пока штаны переодевал, выбрал траекторию, как я его буду к вешалкам прижимать, чтобы он головой впечатался, чтобы крючок вешалки ему бошку пробуравил. Ну в общем Данёк после перебранки ушёл как говорится молча, по-английски не прощаясь. Остальные за ним гуськом.
И тут я подумал: что они будут делать теперь с афишей отчётного концерта? Будут всё переделывать. Светочка не допустит, чтобы что-то напоминало ей об одном из самых неприятных дней в её жизни. Неужели теперь Катюшу в «разборках нашего двора» будет держать Данёк?! Нет! Этого не может быть! Этого не должно быть? Но это будет…
Переобувая кислотные кеды на хипарские кроссы, я глотал слёзы. Наверное, я покрылся пятнами, хорошо, что они не сильно заметны: кожа меня смуглая как у всех Щегольковых.
Я проверил, сколько у меня денег и решил не идти домой. Папа всё равно только ночью появится. Я решил прошвырнуться в ТРЦ, посмотреть киношку, закинуть лыжи в едальню. Какую-нибудь морожку, пирожок, блинцы. Я шёл и размышлял над меню, я запретил себе думать о чём-нибудь ещё. Ещё я подумал, а не сходить ли мне на Север. В смысле: в северную часть города. Но потом решил, что не стоит. Наверняка в субботу там все гуляют. И наши с танцев тоже, к нам многие с Севера едут. Там же Светочка с Серым в школе начинали вести кружок.
Глава восьмая
Гришаня
Я жевал блин, смотрел в окно и впервые радовался. Просто тому, что меня сегодня не избили в раздевалке, просто тёплой погоде. Я думал, что по всей стране люди уже собираются к нам на море. Но море конечно холодное пока. Оно в июне-то холодное, не то, что в апреле.
Я сидел и смотрел прикольный мульт, булькал колой, в зале сидели мелкие с родителями, и я впервые в жизни был этому рад. Меня не бесили мелкие, я вспомнил мелкого Максика. Зачем я его тогда так?.. Реал почувствовал к моим соседям по залу что-то вроде нежности, материнских чувств. Хотя, думалось мне, они так же предают, бросают, злорадствуют в своих старших группах и началке, как и Данёк. Но всё-таки… они добрее. Этот мелкий Максимилиан вообще добряк. Я уже заметил. Он ко всем с открытой душой. И я решил пойти после кино на площадку. Вот просто пойти. И попросить у Максика и его матери прощения. Я решил больше не делать им наперекор, пойти на мировую. Типэ понимаю и раскаиваюсь.
На площадке было много людей. Я сел на лавку, где сидели поутру этот бэшка и его то ли папа, то ли дед. И просто сидел. Наблюдал за мамашками и их мелкими. Меня звали на футбол, я крикнул через всю площадку, что попозжее. И тут ко мне вышел очкастый хомяк. Он подошёл и сказал:
— Артём! Тебе плохо, что ли?
Что это с ним? С утра самого он меня жалеет. Неужели передачу вчера смотрел? Скорее всего. Но неужели он в курсах, кто у нас на танцах рулил в первой линии… Тоже, скорее всего. Слухами земля полнится.
— Мне нехорошо? Нет. Просто устал, — я запнулся, я забыл, как этого очкарика зовут. Да я и не знал никогда. Как-то ему кричали. То ли Лет, то ли Пет. — Устал, — говорю. — Тренировка была тяжёлая.
— Данёк сказал: ты ушёл с танцев.
Я чуть не ответил, что не ушёл, что меня выгнали, захотелось с кем-то поделиться. Но вовремя опомнился. Мама всегда говорила: не надо давать почву сплетням. Говорила, а сама растрещала секретаршам в администрации!
— Да, ушёл. Сегодня последний раз. Напоследок так отпахал. И черепашку, и ворм, и стрип, и… Короче, устал.
— Ну ладно. Команду не бросишь, Тём? Ты нам нужен.
Я кому-то ещё нужен! Это удивительно!
— Посмотрим, как в секции сложиться, — мне хотелось обратиться к нашему бессменному вратарю по имени. Но я не знал его имени.
Он не плохой. Он там чемпион какой-то по шахматам. Я его за это всю дорогу презирал.